Это смертное тело
Шрифт:
Хейверс не выглядела довольной и готовой с радостью принять советы. Напротив, вид у нее был унылый. Что ж, ничего не поделаешь, подумала Изабелла. Их разговор можно было расценить как сексистский, но ведь она — бог свидетель — и в самом деле пытается помочь этой женщине. С этой мыслью Изабелла решила выложить все до конца:
— И раз уж мы об этом заговорили, может, вы и с волосами что-нибудь сделаете?
Хейверс ощетинилась, однако ответила вполне спокойно:
— Никогда не была способна что-нибудь с ними сделать.
— Тогда, возможно, это сделает кто-то другой. У вас есть постоянный
Хейверс поднесла руку к своей безжалостно обкромсанной голове. Цвет у волос был приличный, напоминающий сосновую кору, но выглядели они совершенно неухоженными. Очевидно, сержант стригла их сама. Не исключено, что секатором.
— Так он у вас есть? — повторила свой вопрос Изабелла.
— Нет, — созналась Хейверс.
— Вам нужно им обзавестись.
Хейверс пошевелила пальцами, словно раскатывая между ними сигарету.
— Когда?
— Что «когда»?
— Когда я должна осуществить все ваши… предложения?
— Вчера, если можно так выразиться.
— То есть немедленно?
Изабелла улыбнулась.
— Вижу, вы хорошо улавливаете мои намеки. А теперь… — И тут они подошли к тому, из-за чего Изабелла пригласила Хейверс к переговорному столику. — Скажите, что слышно от инспектора Линли?
— Почти ничего. — Хейверс сразу насторожилась. — Да я всего-то пару раз с ним и говорила.
— Где он?
— Не знаю. Думаю, до сих пор в Корнуолле. Последнее, что я слышала: он все еще идет вдоль побережья.
— Дорога немаленькая. Каким он вам показался, когда вы с ним говорили?
Хейверс свела на переносице неухоженные брови, по всей видимости обдумывая, куда клонит Изабелла.
— А каким может казаться человек, которому больше не надо думать о защите жизни его жены? Веселым я бы его не назвала, но он понемногу приходит в себя. Вот и все.
— Когда он к нам вернется?
— Сюда? В Лондон? В Скотленд-Ярд?
Хейверс задумалась. Должно быть, Изабелле как новому исполняющему обязанности суперинтенданта хочется знать о намерениях бывшего суперинтенданта.
— Он не мечтал об этой должности и исполнял свои обязанности временно. Линли не хочет повышения по службе. Не такой он человек.
Изабелле не нравилось, когда читали ее мысли, тем более когда это делала другая женщина. Томас Линли ее и в самом деле беспокоил. Она не была против его возвращения в команду, но если это случится, пусть все будет на ее условиях. Последнее, чего она хотела, было его неожиданное появление и фанатичный восторг сотрудников.
— Меня беспокоит его здоровье, сержант. Если что-нибудь услышите, сообщите мне. Я хочу знать, как он себя чувствует, а не что он скажет. Могу я положиться в этом на вас?
— Да, — ответила Хейверс. — Но вряд ли я с ним еще буду разговаривать.
Изабелла подумала, что Барбара солгала в обоих своих утверждениях.
Музыка делала поездку сносной. Жара была невероятная, поскольку огромные, размером чуть ли не в экран кинотеатра, окна автобуса не открывались. Над каждым окном имелись узкие форточки, вот они были открыты, но положения это не облегчало, и людям в катящейся стальной коробке было тошно от изливавшегося на них солнечного света.
По крайней мере, это был не двухэтажный
Он мог бы закрыть глаза и потеряться в печальном пении виолончели. Но надо было следить за женщиной и быть наготове. Если она пойдет к выходу, то и он тоже.
Они ехали уже больше часа. Ни ему, ни ей не следовало здесь находиться. У него была работа, и у нее тоже, а когда люди не делают того, что должны, мир разваливается и он должен его лечить. Ему было приказано лечить мир. Поэтому он следил за ней, стараясь оставаться незамеченным.
Она села сначала в один автобус, потом в другой, и он обратил внимание, что она пользуется справочником «А-Z», чтобы следовать определенным маршрутом. Он понял, что она незнакома с районом, по которому они едут, районом, который казался ему таким же, как и весь остальной Лондон. Дома ленточной застройки, магазины с грязными пластмассовыми вывесками над витринами, граффити из кривых букв, складывающихся в бессмысленные слова…
По мере того как они кружили по городу, туристы на тротуарах уступили место студентам с рюкзаками, затем их сменили женщины, закутанные с головы до ног в черные одеяния с прорезями на месте глаз, в сопровождении мужчин, удобно одетых в джинсы и белые футболки. Потом появились африканские дети, которые бегали и играли в парке под деревьями. Многоквартирные дома в солнечном мареве обратились в школу, а школа, в свою очередь, растворилась в офисных зданиях, и он отвернул от них взгляд. Под конец улица сузилась, изогнулась и стала походить на деревню, хотя он знал, что сейчас это уже не деревня, а место, которое когда-то было деревней. Еще одно поселение из множества других, проглоченных наступающим Лондоном.
Улица поднялась на невысокий холм, и с обеих сторон ее окружили магазины. Матери толкали перед собой коляски, народ здесь был смешанный. Африканцы беседовали с белыми. Азиаты покупали халяльное [8] мясо. Старики пенсионеры потягивали турецкий кофе в кафе, рекламирующем французскую выпечку. Это было приятное место. Он расслабился и едва не отключил музыку.
Вдруг он заметил, что она встрепенулась и закрыла справочник, но прежде аккуратно расправила уголок страницы. У нее была только сумка через плечо, она сунула в нее справочник и направилась к двери. Автобус подошел к концу Хай-стрит, к магазинам. Кованая решетка поверх кирпичной облицовки подсказала ему, что они остановились у парка.
8
Мясо животного, забитого в соответствии с законами ислама.