Это у меня в крови
Шрифт:
Берта Синклер была одна. Ей шел пятый десяток и она была ниже меня. На ее ногах заскрипели металлические ремни, когда она подошла пожать мне руку.
– Беглянка Аня Баланчина, добро пожаловать, – поприветствовала она. – Вы были настойчивы, мистер Киплинг. Пожалуйста, присаживайтесь, друзья.
Она вернулась в свое кресло. Ее колени плохо сгибались, поэтому она была вынуждена опрокинуться в него. Мне стало интересно, что же произошло с Бертой Синклер.
– Итак, блудная дочь, няня твоей сестры мертва, брата не стало, ты вернулась на остров Манна-Хата и явилась к моей двери. Что же мне с
– По-моему, – вмешался мистер Киплинг, – Чарльз Делакруа незаконно вернул Аню в Свободу. Он думал о своей кампании, а не общественных интересах. Хотя Аня была неправа, она сбежала от ситуации, которая по существу была несправедливой.
Берта Синклер потерла колено.
– Да, – сказала она, – я не могу не согласиться с вашим утверждением, что Чарльз Делакруа амбициозный высокомерный выскочка. Действительно, – продолжала Берта, – мне следует поблагодарить тебя, Аня. Удачно, что ты была в том автобусе! Мой предвыборный штаб и я обыграли историю об Ане и сыне окружного прокурора, и так до бесконечности, пока это всем не надоело. Ирония в том, что общественность не заботилась этим вопросом так, как заботился Чарльз Делакруа. На мой взгляд, не этот просчет стоил ему выборов. Или, иначе говоря, вручил их мне, – Синклер рассмеялась. – Ну, как я это вижу, друзья. Мне плевать на шоколад. Ты меня не волнуешь, Аня. И конечно, не волнует сынок Чарльза Делакруа.
– А что вас волнует?
– Хороший вопрос. Устами младенца глаголет истина. Я забочусь о своем народе и делаю для него все.
Кажется, это отвратительная бестактность по отношению ко мне.
– Меня волнует возможность переизбрания. А оно занимает много ресурсов, мистер Киплинг.
Мистер Киплинг кивнул.
– Одно время Баланчины были хорошими друзьями этому офису. И надеюсь, так будет и снова, – в этот момент Берта Синклер вынула из стола крошечный блокнотик, что-то в нем нацарапала и передала мистеру Киплингу. Он взглянул на лист. Краем глаза я увидела число как минимум с четырьмя нулями, может больше.
– И что вы хотите за это купить? – поинтересовался мистер Киплинг.
– Дружелюбие, мистер Киплинг.
– Конкретнее?
– Друзья доверяют друг друга, разве не так? – она начала писать на другом листе блокнота.
– Никогда не понимала, почему бумага вышла из моды. Ее так удобно уничтожать. Записи в цифровом формате доступны всем для просмотра и хранятся вечно. Или по-крайней мере, иллюзорную вечность, но это теоретически можно изменить. У людей с бумагой было гораздо больше свободы. Теперь этого нет, – она бросила на стол ручку и протянула вторую записку:
__________________________________________________________________________
Восемь дней в Свободе
Тридцать дней домашних арестов
Год условно
Отдать паспорт
__________________________________________________________________________
Я сложила бумагу пополам и согласно кивнула. Даже если мы заплатим, это кажется более чем разумно. Мне нужно слетать в Японию, но полагаю, придется поработать над этим позже.
– После выхода
Я взглянула Берте Синклер в глаза. Они были карими, даже казались черными. Манит сказать, черными как ее сердце или подобные глупости, но я верю, что цвет глаз не более чем генетика. По-прежнему никаких сомнений, что эта женщина подкуплена. Папа говорил, что с коррупционерами иметь дело легче, поскольку они последовательны – можно рассчитывать на их подкуп.
– Я попрошу кого-нибудь связаться с мистером Киплингом, когда ты вернешься в Свободу, – сказала Берта Синклер перед нашим уходом.
– Хотела бы я пойти сейчас, – услышала я саму себя.
Мистер Киплинг остановился
– Ты уверена, Аня?
– Да, мистер Киплинг, я не боюсь Свободы. Я не боюсь остаться там на неопределенный срок. Чем быстрее я туда вернусь, тем быстрее я смогу навести порядок в оставшейся своей жизни.
Если я вернусь сейчас, то выйду как раз к похоронам Имоджен.
– Думаю, это восхитительно, – сказала Берта Синклер. – Я сопровожу тебя сама в Свободу, если позволишь.
– Пресса подхватит историю о том, что Окружной прокурор сопровождает тебя, – предупредил мистер Кплинг.
– Да, это идея, – сказала Берта Синклер, закатывая темные-претемные глаза. – Аня Баланчина сдалась мне и спустя неделю я оказываю ей снисхождение. Это большой прекрасный спектакль, мистер Киплинг, мой офис вполне подходит для театра, не правда ли? – она повернулась ко мне. – Идем отсюда.
Мистер Киплинг и я спустились в вестибюль. Когда Берта Синклер исчезла из виду, я отдала ему мачете, воткнутый за пояс моей (Саймона Грина) куртки.
– Ты притащила его в офис? – недоверчиво спросил мистер Киплинг. – Наше счастье, в городе мало исправных металлодетекторов.
– Я забыла о нем, – заверила его я. – Берегите его. Мой любимый сувенир из Мексики.
– Позволь мне спросить, у тебя была возможность им воспользоваться? – он держал его двумя пальцами как использованный подгузник, а потом положил в портфель.
– Да, мистер Киплинг. В Мексике. Им пользуются для срезания какао-бобов с деревьев.
– Ты использовала его только так?
– Преимущественно, да.
***
– Аня Баланчина! Аня! Посмотрите сюда! Аня, Аня, где вы были? – толпы журналистов только и ждали, чтобы наброситься на нас на острове Свободы.
Берта Синклер проинструктировала меня ничего не говорить, но я не могла не повернуть голову. Я успокоилась, слушая свое имя снова и снова. Я села в лодку, а Берта остановилась поговорить со СМИ.
Хотя она и женщина, но голос ее голос был столь резким, как у Чарльза Делакруа, что я слышала ее из удаляющейся лодки.
– Этим днем Аня Баланчина сдалась мне. Хочу подчеркнуть, что капитуляция мисс Баланчиной была добровольной. Она будет задержана в Свободе до выяснения лучшего курса действий, – пророкотала Берта Синклер. – Я скоро всех оповещу.