Это война, детка

Уэбстер К.

Рядом потянулась тонкая рука, чтобы убавить температуру. Я рефлекторно ее оттолкнул.

— Не прикасайся!

Шагая под обжигающие струи, я слышал лишь крики, сменившиеся рыданиями. Мне нужно было смыть это с себя. Нужно было, чтобы кровь стекла в канализацию подальше от отверстий на моем теле.

— Уоррен, пожалуйста!

Кто-то схватил меня за плечо, и я обезумел от черной ярости. Повернувшись лицом к нападающему, я толкнул его изо всех сил, пока он не вылетел из ванной. Тогда я дрожавшими руками захлопнул дверь

и запер замки.

Жара была моим спасением.

Я должен был выжечь кровь.

Я зашел в душевую и вздрогнул, когда горячая вода опалила мою плоть. Взвыв, я начал бить кулаками кафель. Боль разрывала мои костяшки, и я в ужасе наблюдал, как из них потекла кровь.

Ее кровь.

Ее кровь.

Ее чертова кровь!

Схватив губку, я принялся тереть костяшки. Мне нужно было смыть со своего тела все следы. Кожу начало щипать, и кровь лишь потекла сильнее.

Я скреб и скреб и скреб.

Пока не…

Внезапно меня поразил грохот.

— Уоррен, — раздался глубокий голос.

Поморгав, я задрожал. Каким-то образом кипяток превратился в лед. Я был сбит с толку и дезориентирован. Я мог поклясться, что только что здесь было жарко.

— Пора выбираться отсюда, сынок.

Мой отец.

Повернувшись на голос, я вздрогнул. У меня болело все тело, в сердце была пустота. Словно не хватало куска. Я уже начал царапать грудь, чтобы собрать его по частям, когда папа схватил меня за челюсть. Едва я успел осознать, что он прикоснулся ко мне, и начать отбиваться, как мне что-то затолкали в глотку.

— П-папа, — выдохнул я, давясь от едкого вкуса таблетки, — что со мной происходит?

— Просто паническая атака. Я дал тебе кое-что, чтобы успокоиться. Вернись в постель и поспи, — он говорил тихо, успокаивая мое дико колотящееся сердце и набрасывая полотенце мне на плечи.

Но боль в груди…

Была невыносима.

— Папа, мне больно, — у меня в горле застряло рыдание. — Что-то пропало.

— Бейли в безопасности, — кивнул он, посмотрев мне в глаза. — Иди спать, и я попрошу ее проведать тебя, когда тебе станет лучше.

Бейли. Голубые глаза. Светлые волосы. Ослепительная улыбка. Ангел.

Кивнув, я доковылял до кровати и забрался под одеяло. Оно было теплым и ароматным. Как и Бейли. Как недостающий кусочек моего сердца.

Папа сказал, что она в безопасности.

Вздохнув от облегчения, я понадеялся также выдохнуть и свое замешательство. Спустя три долгих вдоха я провалился в темноту.

***

У меня раскалывалась голова. И падавшие на меня лучи солнца практически слепили. Прищурившись, я попытался вспомнить прошлую ночь.

Какого черта я чувствовал себя так, словно побывал в аду?

Почему у меня ломило мышцы, словно я пробежал проклятый марафон?

И, черт возьми, почему я чувствовал себя так, словно

мог проспать всю неделю?

Я сел и осмотрелся. Дверь в ванную была распахнута настежь, свет включен. Между ней и кроватью на полу лежало полотенце. Издалека доносились голоса.

Глубокий, низкий, любящий.

И нежный, тихий, мелодичный.

Я обожал эти голоса и хотел слышать их как можно больше. Словно по команде, раздались тяжелые грохочущие шаги, и они звучали все ближе. Вскоре они стихли, и я увидел на пороге папу. Сегодня он носил обычную одежду — джинсы и футболку. Волосы его были растрепаны, под глазами темнели круги.

— Привет, пап. Что ты здесь делаешь?

Прежде чем подойти к кровати, он нахмурился и бросил взгляд через плечо.

— У тебя был очередной приступ бредового расстройства. Я остался убедиться, что ты не навредишь себе и…

Я уставился на него, не понимая намека.

— Бейли. Я также не хочу, чтобы ты причинил боль Бейли.

— Мне нужно ее увидеть, — мое сердце ожило и рвалось поскакать из спальни по коридору. Я уже выбрался из постели и голышом пошел к шкафу.

— Уоррен, ты много помнишь о прошлой ночи? — папа начал заправлять постель, зная, что я не выйду из комнаты, пока она не будет прибрана.

Я помнил ужин. Помнил платье. Прекрасное тело Бейли. Помнил, как занимался с ней любовью и крепко обнимал. Это был рай.

— Мы занимались любовью, — признался я, одеваясь.

Папа молчал, пока я не вышел из гардеробной. Застегивая рубашку, я посмотрел на него, выгнув бровь.

— В чем дело? Ты просил подождать, пока ей не исполнится восемнадцать. И ей исполнилось. И, — продолжил я почти застенчиво, — мне кажется, что я ее люблю.

— Ты помнишь, как ударил ее? — он потупил взгляд и стиснул зубы.

— Что? — изумился я.

— Прошлой ночью, — принялся пояснять папа, — у тебя начался приступ паранойи и бреда. Ты ударил Бейли, Уоррен. А потом оттолкнул.

— Н-нет, — от моего лица отхлынула кровь, и у меня закружилась голова. — Ты ошибаешься. Я бы никогда не причинил ей боль.

— Сынок, у нее синяк на руке, — нахмурился папа, подойдя ко мне. — И она прихрамывает при ходьбе. Бейли пытается сделать вид, что ничего не случилось, но ей больно. Что бы ты с ней ни сделал, причинил ей боль.

Я ударил свою Бейли.

Женщину, с которой занимался любовью не один раз, а три.

Этого просто не могло быть.

— Мне нужно ее увидеть, — рявкнул я и босиком помчался по коридору. Когда я ворвался в гостиную, Бейли сидела, поджав ноги, на диване и пила кофе. Глаза ее были красными, и она, похоже, плакала. Опустошение, с которым Бейли посмотрела на меня, разрывало мне душу.

— Бейли, — я пошел к ней, но остановился. Мне хотелось схватить в свои руки, обнять и поцеловать. Но стоило мне протянуть руку, как я понял, что не смогу. — Прости меня. Что я сделал?