Это всегда был ты…
Шрифт:
Когда брат не ответил, Эйдан открыл глаза и увидел, что тот хмурится.
— Ты так никогда и не рассказывал мне, что же у вас произошло.
Он пожал плечами, словно это не имело значения.
— Я в свое время попросил ее руки, но ее отец отказал мне. Ты же в курсе дела.
— Но это не все. Порой в пьяном забытьи ты говорил еще кое-что…
Эйдан прокашлялся.
— Мы поссорились. Наговорили друг другу всяких обидных слов. Но теперь это уже не важно. Прошло целых десть лет.
— Эйдан…
Он не дрогнул.
В конце концов Эдвард лишь покачал головой:
— Ладно, не буду зря сотрясать воздух.
— Правильно решил.
Брат засмеялся, лицо его наконец расслабилось.
— Уверен, ты все равно сделаешь по-своему. Как всегда.
— Помнишь, как я говорил тебе, что собираюсь жениться на Кейти?
— Да. А я уверял тебя, что ты еще слишком молод для такого шага.
— А я обвинил тебя в том, что ты просто циник, который ничего не знает о любви, старый холостяк.
— Мне было всего двадцать шесть.
Эйдан улыбнулся:
— Почтенный возраст. Большой жизненный опыт. Но на следующий день ты все-таки дал мне свое благословение.
— Мать вступилась за тебя.
Он этого не знал. Эйдан вскинул голову:
— В самом деле?
— Она сказала, что не надо тебя отговаривать. Что ты искренне ее любишь. Что нашему отцу было всего двадцать два, когда он сделал ей предложение, и что они горячо любили друг друга до самой его смерти.
— Что ж! — Эйдан снова скрестил лодыжки, потом поставил ноги на пол и сел прямо. — Мать всегда обожала хорошую мелодраму.
— Она хотела, чтобы ты был счастлив.
Эйдан потер рукой шею, взъерошив волосы на затылке.
— А то, что произошло потом… Она опасалась причинить тебе еще больше боли.
— Знаю. Я никогда и не думал, что это было намеренно. Просто ее сентиментальность и экзальтированность взяли верх над любовью ко мне.
— Извини, но ты не прав.
От неодобрения в голосе брата его лицо вспыхнуло.
— Ты не знаешь, к чему это привело.
— Почему ты так думаешь?
Эйдан отвел взгляд, устремив его в дальний угол комнаты, лишь бы не встречаться с его глазами. Конечно, Эдвард слышал сплетни и пересуды. А в первые годы он, вероятно, своими глазами видел его распутство и пьянство.
— Но я сам решил извлечь пользу из выдуманной нашей матерью легенды. Молодой человек, горько переживающий смерть возлюбленной. Герой с разбитым сердцем, нуждающийся в утешении. Но когда узнал, что это она разболтала мои тайны… Было таким облегчением ненавидеть еще кого-то, помимо себя самого.
В наступившей тишине было слышно только потрескивание огня. Искры отрывались от языков пламени и медленно уплывали вверх, в дымоход.
— Неужели ты не можешь простить ее? — тихо спросил Эдвард.
— Я уже давно это сделал.
— Не уверен, что мать знает, Эйдан.
Да, скорее всего это так и есть.
— Это кто же там? Неужели тетя Офелия?
Они оба поднялись и, подойдя, обнаружили там старенькую тетушку, дремлющую на бледном солнышке. Та открыла один глаз и зло уставилась на них.
— Тетя Офелия; — прокричал Эйдан. — Как приятно снова видеть вас. Могу я отвести вас в вашу комнату?
Она поднялась на ноги, прежде чем кто-то из них успел ей помочь, и зашаркала прочь, не проронив ни слова.
— Думаешь, она что-нибудь слышала?
Эдвард рассмеялся:
— Старая карга уже много лет туга на оба уха.
— Ну да. — Эйдан нахмурился, услышав стук закрывшейся двери дальше по коридору. — Конечно.
От беспокойства его отвлекли донесшиеся из переднего холла оживленные голоса. Он молился, чтобы это была сестра, а не какие-нибудь нежданные гости, и действительно скоро узнал голос Мариссы.
Все домочадцы сбежались приветствовать ее и поинтересоваться, как прошло путешествие, Эйдан крепко обнял сестру, затем пожал руку ее мужу Джуду. Когда-то тот был его хорошим другом. И настолько порядочным, что вызвался жениться на мисс Йорк, когда она оказалась скомпрометированной. Но сейчас Эйдан и Джуд настороженно оглядывали друг друга, ведь они так давно не виделись, пока Марисса рассказывала об их поездке в Оттоманскую империю.
Легкий бронзовый оттенок ее обычно бледной кожи говорил о долгом пребывании молодоженов под палящим солнцем, а глаза сияли как изумруды, когда она словоохотливо делилась своими впечатлениями об их приключениях.
Их мать преувеличенно громко охала и ахала, глядя на Мариссу.
— Моя дорогая! — воскликнула она. — Ты смугла, как наложница-персиянка.
— Уверена, этим особам не часто доводится бывать на улице. Им, к примеру, даже не разрешают прокатиться на верблюде.
— Только не говори, что ты это проделала.
Марисса усмехнулась:
— Ну, если ты не хочешь, чтоб я была откровенной…
— Чепуха! Для меня это невыносимо, но твои братья непременно захотят послушать!
Вот уж неправда. Их мать буквально дрожала от возбуждения, и если ее дочь не поостережется, то в следующем экзотическом путешествии с мужем они окажутся обремененными, чего доброго, нежеланной попутчицей.
Каким бы увлекательным ни был рассказ Мариссы, Эйдан поймал себя на том, что мыслями уносится прочь, как часто с ним бывало. Он давно отделился от семьи и теперь боялся, что эта связь прервалась навсегда. Он наблюдал за матерью, братом, сестрой и кузеном, пока они оживленно разговаривали. Даже тетушка Офелия висла на руке Джуда, улыбаясь какой-то его истории. Эйдан направился к двери.