Этология стадных животных

Баскин Леонид Миронович

Были, есть энтузиасты науки о пастбищном животноводстве. Но как их мало для нашей огромной страны!

Я пришел в стан табунщиков очень рано, но в юрте Токая уже пили чай. Начальники — бывалые степняки — рады были хоть день прожить как рядовые табунщики.

Наверное, заместитель министра Казахстана мог понимать людей без слов.

— Я вижу, ты не согласен на наше предложение, не

надумал?

Одному не справиться, а привлечь пока некого. Буду писать книгу, может быть, в этом есть больший смысл.

Кто знает?! — согласился старший товарищ. — Но наше предложение не забывай. И расскажи о нем у себя в академии.

Я выполнил задуманное, написал книгу о поведении копытных животных. [6]. Но как сделать, чтобы

строчки книги воплотить в жизнь?

Сохранится ли в третьем тысячелетии нашей эры пастбищное животноводство? Для исследователя, посвятившего свой труд изучению пастушеского ремесла, это очень важный вопрос. Невесело инвентаризировать ценности, которым суждено попасть в архив, и еще грустнее думать, что результаты труда людей, десять тысяч лет создававших народную школу пастьбы, скоро станут столь же ненужными, как и навык древнего богатыря, терпеливо добывавшего огонь своими палочками. Говорят, что в третьем тысячелетии физики зажгут искусственное солнце, химики соткут, наконец, одежду из воздуха, а геологи научатся добывать из морской воды все элементы таблицы Менделеева. Ну а кто накормит человечество? В самом деле — кто? Останется ли в будущем место для пастухов?

У предсказателей будущего, чья профессия — футурология — стала ныне такой модной, есть излюбленный прием: искать ростки грядущего в том, что окружает нас уже теперь.

Кто сегодня кормит человечество мясом, снабжает шкурами и шерстью? В первом ряду мировых овцеводов мы видим Австралию (16 процентов всех овец мира), СССР (12 процентов), Аргентину, Южную Америку. Кто владеет коровами? США, СССР, Бразилия, Аргентина, Мексика. Интересно посчитать и по-другому: в Уругвае на одного человека приходится 3 коровы, в Аргентине — 2, а в Дании, славящейся своими сырами и маслом, родине знаменитых пород, — всего 0,7. Кто владеет лошадьми?

Опять знакомый ряд: Бразилия, СССР, Мексика, Аргентина, США. Как видим, лидируют страны, богатые открытыми ландшафтами и, значит, пастбищами. Именно пастбищное животноводство служит для современного человечества основным источником мяса.

Однако население Земли растет. Необходимо увеличить производство продуктов более чем втрое. Возможен ли такой скачок? Ведь сроки прежних экономических революций имели совсем иные масштабы. Десять тысяч лет назад возникло пастбищное животноводство, которое до сего времени обеспечивает человечество мясом, шерстью, кожей. Сейчас же в нашем распоряжении лишь десятки лет. К тому же увеличить поголовье животных втрое нельзя, не используя иного, чем сейчас, принципа ведения хозяйства. Резервы пастбищ практически исчерпаны, подкормка не решает проблемы.

Понятно, почему и сомнение, и изумление охватывают зоотехников, узнавших о сенсационном на первый взгляд факте: продуктивность диких животных в некоторых районах Земли вдвое, а то и втрое превышает продуктивность домашних.

В то же время очень многим людям дикие животные представляются только забавой, и изменение в отношении к ним неплохо иллюстрирует история, рассказанная мне в заповеднике «Бадхыз». Окружающие заповедник овцеводческие хозяйства поставили перед правительством Туркмении вопрос о временном использовании территории заповедника под пастбище для овец. Поддержки они, однако, не получили, и немалую роль в этом сыграло впечатление членов комиссии, выезжавшей ознакомиться с положением дел на месте. Они ожидали увидеть «пустую» степь, пропадающие зря пастбища и не могли сдержать удивления, когда в обе стороны от машины стали разбегаться куланы и джейраны, вовсе или почти исчезнувшие в других местах, а дикие бараны паслись на склонах гор в таком числе, словно это были домашние овцы. Членам комиссии стало ясно, что даже при простом пересчете на килограммы мяса неизвестно, где этих килограммов больше — в заповеднике или в тех отарах, что собирались здесь кормить.

Как же объяснить столь большую продуктивность диких животных по сравнению

с домашними? Не все здесь пока понятно, но, очевидно, дикие животные умеют более целесообразно и экономично использовать растительный покров. Они образуют крупные стада только в период миграции, когда движутся с зимних пастбищ, либо наоборот. В остальное время держатся группами самого разного размера и в зависимости от количества и распределения корма передвигаются то медленнее, то быстрее. Замечательно, что общая урожайность растительности при этом не только не падает, а, напротив, даже повышается.

До самого последнего времени это казалось сомнительным, и, чтобы сохранить в первозданном виде участки степ»: й и альпийских лугов, их пытались оградить от всякого выпаса, в том числе и от влияния диких животных. Результаты не оправдали предположения: начали пропадать ценные виды растений, стала накапливаться сухая трава прошлых лет. Вопреки ожиданиям такая степь выглядела гибнущей. Геоботаники установили, что через 4–5 лет полного отдыха ее урожайность снижается на 20 процентов. Дело в том, что растительность степи и обитающие на ее просторах дикие копытные прошли долгий современный путь развития и уже не могут жить друг без друга: животные втаптывают семена в землю, предохраняя их от высыхания, они же и удобряют почву, и собирают урожай, заботливо подстригая траву и кусты. Все дело лишь в мере. Когда потребителей слишком много, они начинают вытаптывать пастбище, выедать траву до земли, разбивать почву в пыль, начисто объедать кору деревьев, то есть делать все то, что происходит при массированном воздействии домашних животных.

Размер стада, скорость передвижения по пастбищу, расстояние между пасущимися животными — эти и им подобные экологические особенности изменил и нарушил человек, собрав копытных в большие стада. В результате перестал действовать механизм, регулирующий взаимоотношения животных с растениями. Сломалось самое важное природное звено. Как снова пустить его в ход?

Отказаться от домашнего скота — от тонкорунных и каракулевых овец, молочных коров, великолепных лошадей — немыслимо! Значит — пока во всяком случае не видится иного выхода, — мы должны научиться подражать в животноводстве тому, к чему в процессе длительной эволюции пришла природа. Этологу особенно близка мысль Дарвина: побеждать природу можно, только повинуясь ей.

Чтобы сделать нагрузку на пастбище более равномерной, поочередно пускают в дело различные его участки. Кроме того, стада северных оленей, яков, верблюдов часто делят на меньшие части, выпасаемые отдельно. Пастухи знают установленные долгим опытом сроки восстановления листвы на объеденных деревьях и кустарниках, скорость подрастания подстриженной травы. Так, в северном оленеводстве летние пастбища повторно используются не ранее, чем через 20 дней. Когда стадо оленей кормится в тундре, поросшей карликовой ивой, за ним остается хорошо заметная красноватая полоса. Это обнажилась кора веточек ивы, с которых олени объели листья. Нужен определенный срок, чтобы тундра вернула свой прежний облик. Еще один заимствованный у природы прием — это когда на одном и том же пастбище держат животных разных видов. В Каракумах, например, вместе пасутся овцы, козы и верблюды. Овцы щиплют пустынную осочку, полынь, нижние веточки саксаула, козы часто поднимаются на задние ноги у кустов саксаула, добираясь к веткам повыше, ну, а верхний ярус — весь в распоряжении верблюдов.

Издавна применяется и вольный выпас, при котором животные, подобно их диким предкам, свободно осваивают пастбища. Но главная трудность в его применении— это сбор животных, кроме того, многие из них теряются, гибнут от хищников и болезней. Да и вообще далеко не всех домашних животных можно предоставить самим себе: пышное руно мериносовой овцы покрывается льдом зимой — ей нужны укрытия, породистые жеребцы оказываются неспособными отбить нападение волков на табун, коровы нуждаются в регулярной дойке.