Этот бессмертный

Желязны Роджер Джозеф

Уже успевшая взмокнуть Эллен непрерывно обмахивалась большим зеленым веером из перьев. Рыжая шагала, держась очень прямо, над верхней губой выступили капельки пота, глаза прятались за потемневшими до предела стеклами защитных очков. Наконец, мы взобрались на последнюю невысокую горку.

– Смотрите, — сказал Рамзес.

– Матерь Божья! — воскликнул Дос Сантос.

Хасан пробормотал что-то невнятное.

Рыжая глянула в мою сторону и тотчас же отвернулась.

Темные очки мешали мне разглядеть выражение ее лица. Эллен продолжала обмахиваться веером.

– Что они делают? — спросил Миштиго. Я впервые видел его искренне удивленным.

– Как что? Разбирают великую пирамиду Хеопса, — ответил я.

Вопрос, который вертелся у всех на языке, через некоторое время задала Рыжая:

– Зачем?

– Как вам сказать, — начал я, — в округе ощущается некоторый дефицит строительных материалов, ведь в Старом Каире все радиоактивно, — и они добывают материалы, растаскивая по частям этот образчик стереометрии.

– Но они оскверняют памятник минувшей славы человеческого рода, — воскликнула она.

– Нет ничего дешевле минувшей славы, — заметил я. — Нас заботит настоящее, и именно в настоящем им нужны материалы.

– И давно это началось? — спросил Миштиго.

– Мы начали демонтаж три дня назад, — ответил Рамзес.

– Что дает вам право это делать?

– Демонтаж санкционирован Департаментом Искусств, Памятников и Архивов Управления Земли, Шрин.

Миштиго повернулся ко мне, его янтарные глаза странно блестели.

– Вы! — сказал он.

– Я глава этого департамента, это верно.

– Почему никто больше не слышал об этой вашей затее?

– Потому что теперь сюда приезжают очень немногие, — объяснил я. — Это еще один хороший повод разобрать пирамиду. В наши дни на нее не слишком часто смотрят. У меня есть право санкционировать такие акции.

– Но я добирался сюда из другого мира, чтобы ее увидеть.

– Тогда смотрите поскорее, — сказал я ему. — Она тает быстро.

Он повернулся и посмотрел.

– Очевидно, вы совершенно не представляете себе ее истинного значения. Или, если представляете…

– Напротив, я точно знаю, чего она стоит.

– …И эти несчастные, — он возвысил голос, обозревая сцену, — которые работают там, внизу, под жгучими лучами вашего ужасного солнца — они трудятся в крайне примитивных условиях! Вы что, даже не слыхали о существовании подъемно-транспортных механизмов?

– Конечно, слышал. Это дорого. Все эти люди сами вызвались здесь работать за символическую плату — и «Экторз Эквити» не позволил нам применять плетки,

несмотря на то, что люди сами это предлагали. Все, что мы можем, — это щелкать плетками в воздухе около работающих.

– Что это за «Экторз Эквити»?

– Профсоюз актеров. Хотите увидеть технику? — Я сделал жест рукой. — Посмотрите вон туда, на горку.

Он посмотрел.

– Что там происходит?

– Мы ведем запись на видеопленку.

– Чего ради?

– Когда работа закончится, мы собираемся отредактировать запись, сократив ее до приемлемой длины, и воспроизвести ее в обратном направлении. Назовем, наверное, так: «Строительство Великой пирамиды». Сгодится, чтобы посмеяться — и чтобы подзаработать. Ваши историки все время теряются в догадках относительно того, как мы ее построили. Может быть, наша лента их порадует. Я решил, что лучше всего здесь подойдет вариант ГСПН.

– ГСПН?

– Грубая сила и полное неведение. Вы только посмотрите, как они переигрывают: ходят следом за камерой, ложатся и сразу встают, когда она поворачивается в их сторону. В окончательном варианте они будут кишеть на всей площадке как муравьи. Но ведь это первый земной фильм за долгие годы.

Они по-настоящему взволнованы.

Дос Сантос разглядывал оскаленные зубы Рыжей и напряженные мускулы у нее под глазами. Затем он взглянул на пирамиду.

– Вы сумасшедший! — заявил он.

– Нет, — ответил я. — Отсутствие памятника само может быть в некотором роде памятником.

– Памятником Конраду Номикосу?

– Нет, — сказала Рыжая. — Деструктивное искусство существует так же безусловно, как и креативное. Думаю, что он затеял нечто подобное. Он играет в Калигулу. Может быть, я даже понимаю почему.

– Благодарю вас.

– Не радуйтесь. Я сказала «может быть» — художник делает это с любовью.

– Любовь — это ненависть с отрицательным знаком.

– «Я умираю, Египет, умираю», — сказала Эллен.

Миштиго рассмеялся.

– А вы, Номикос, покруче, чем я думал, — заметил он. — Но вы не незаменимы.

– Попробуйте-ка уволить служащего — особенно меня.

– Это может оказаться проще, чем вы думаете.

– Увидим.

– Возможно.

Мы снова повернулись в сторону оставшихся 90 процентов пирамиды Хеопса/Хуфу. Миштиго опять стал диктовать заметки.

– Лучше, если сейчас вы будете смотреть отсюда, — сказал я. — Наше присутствие в кадре приведет к пустой трате ценного метража. Ведь мы — анахронизмы. Спуститься вниз мы сможем во время перерыва.