Этот большой мир

Батыршин Борис Борисович

Итак, в июле 1969-го на Луну, как и положено, опустился Аполлон-11, и Нейл Армстронг произнёс свои бессмертные слова насчёт маленького шага и гигантского прыжка. Правда, некоторые отличия от «нашего варианта (ох, чувствую я ещё не раз и не два произнесу это навязшее на зубах словосочетание!) наметились уже здесь. Так, «Орёл» прилунился не в юго-западном районе Моря Спокойствия, а несколько западнее, в Центральном Заливе, в самом центре лунного диска. Я не слишком хорошо помню историю американской лунной программы, и не могу сказать с уверенностью, фигурировал ли этот район в списке запасных вариантов. Но, как говорится, это ж-ж-ж неспроста…

Дальше – больше: в составе двух последующих лунных миссий уже было зарезервировано по одному месту для наших космонавтов. «Аполлон-12» успешно слетал

в ноябре того же 1969 года, и лётчик-космонавт Феоктистов стал первым советским человеком, ступившим его пыльную, испещрённую метеоритными кратерами поверхность спутника нашей планеты. Тут я ухмыльнулся: вот и разрешение давнего спора о том, была программа «Аполлон» реальностью, или всего лишь голливудской постановкой? Уж наших-то американцы не втравили бы в подобную авантюру ни за какие политические коврижки – а значит, были люди на Луне, были! Не то, чтобы я и раньше в этом сомневался, но ведь к 2023-му, когда я (пусть и не по своей воле) оставил своё время и заделался попаданцем в прошлое, повторить это деяние так никому не удалось – а значит, грыз где-то в глубине червячок…

Ну, бог с ними, с фейками и Голливудом – городских сумасшедших, фанатов «Космопоиска» и прочих сторонников теории Плоской Земли хватает при любых режимах и правительствах. С очередной лунной миссией, в которой так же принимал участие наш космонавт, дело обернулось скверно. На «Аполлоне-13» случился пожар, экипаж трое суток подряд боролся за живучесть, центр управления в Хьюстоне помогал им, как мог, сначала пытаясь наладить работу отказавших систем дистанционно, потом советами – всё в точности, как в известном фильме с Томом Хэнксом в главной роли. Только вот, в отличие от известной мне, здесь эта история не получила традиционного голливудского хеппи-энда. После того, как терпящая бедствие связка из посадочного модуля и командного отсека ушла в тень Луны, связь была потеряна и более не возобновилась. Попытки обнаружить их средствами радиолокации не принесли, да и не могли принести результата, и по прошествии нескольких наполненных ожиданием, отчаянием и пустыми надеждами суток пришлось признать: двое американцев, командир корабля Ловелл, пилот командного модуля Суагейт и наш Валерий Севостянов, выполнявший в этом полёте функции бортинженера и пилота лунного модуля (предполагалось, что он вместе с Ловеллом спустится на поверхность Луны) стали первыми представителями человечества Земли, кто нашёл своё последнее пристанище за пределами родной планеты.

Была ещё одна деталь, по-настоящему трагическая: один из фрагментов последней радиопередачи, сильно искажённый помехами, позволил предположить, что отчаявшийся экипаж сделал попытку опуститься-таки на поверхность Луны, набившись втроём в рассчитанный на двоих посадочный модуль – чтобы хоть так обрести надежду на то, что когда-нибудь, пусть спустя столетия их всё же найдут, и тогда они смогут вернуться домой…

Эта история легла в основу художественного фильма под названием – да, конечно, «Аполлон-13»! – снятого совместно студией «Уорнер Бразерз» и «Мосфильмом». Не так давно картина прошла по кинотеатрам всего мира, и я дал себе слово обязательно посмотреть её – хотя, видеомагнитофонов тут, наверное, днём с огнём не сыщешь…

Что ж, катастрофа – катастрофой, а жизнь на этом не остановилась, а лунная программа, если и тормознулась, то совсем ненамного. Уже через год после трагедии на Луну опустилась наша «Селена-3», которой командовал Константин Феоктистов. Вывела корабль на орбиту новая сверхтяжёлая ракета-носитель – в её контурах я без труда узнал так и не полетевшую в нашей реальности Н-1.

Следующий визит на Луну стал уже совместным: на поверхность спутника Земли с интервалом в половину суток опустились наша «Селена-4» и американский «Аполлон-17» – на нём, кроме «лунного кара», прибыл на Луну первый французский астронавт (Франция присоединилась к советско-американской лунной программе в начале 1970-го года, после чего в мировых СМИ стали говорить о «Космической Программе Трёх Держав», или просто «Программе Трёх»). Корабли пробыли на Луне около трёх суток, экипажи обменялись визитами вежливости при помощи всё той же электрической тележки, провели запланированные исследования, установили титановый флагшток с флажками

трёх государств. И точно в намеченное время стартовали – причём один из американцев, как это и было запланировано, улетел назад на «Селене», а его место в лунном модуле «Аполлона» занял наш Сергей Анохин.

Дальше был запуск сначала нашей, а потом и американской орбитальных станций. На Луну отправились ещё две совместные миссии, в ходе которых экипажи провели на поверхности спутника Земли уже целых восемь суток. Во время последней из миссий, носившей название «Союз-Аполлон – III» недалеко от места прилунения была обнаружена крупная карстовая пещера, и двое космонавтов обследовали её – насколько позволяла обстановка и быстро истощающиеся запасы кислорода. Учёные обеих стран, изучавшие результаты этой первой лунной спелеологической экспедиции поначалу сулили сенсационные открытия, но потом дело почему-то застопорилось. Видимо, дело решили отложить до следующей экспедиции – неспроста ведь первую долговременную обитаемую станцию на поверхности спутника Земли решили заложить недалеко от обнаруженных подлунных пустот?

Параллельно полным ходом шла разработка проекта пилотируемого полёта к Марсу – базой для него должна была стать одна из новых орбитальных станций. В прошлом, семьдесят четвёртом году состоялся первый, он же пока единственный, запуск французского пилотируемого корабля, закончившегося гибелью астронавта – а три дня назад, случилось то, что все, от авторов дворцовской стенгазеты, до дикторов центральных телеканалов, хором называют началом нового грандиозного этапа освоения космоса.

И знаете, что, понял вдруг я, – так оно, похоже, и есть на самом деле! Понять бы ещё, что же случилось в середине шестидесятых, что кардинально, на сто восемьдесят градусов развернуло и нашу и американскую космические программы? В стенгазете об этом не было ни слова, но у меня сложилось стойкое впечатление: где-то в середине шестидесятых обе стороны увидели перед собой некие цели – грандиозные, манящие, стоящие любых усилий – и осознали, что достичь их поодиночке не получится. Вот и сумели договориться, объединить усилия, результаты чего я имел удовольствие наблюдать вчера вечером на экране цветного «Рубина».

Что касается сегодняшнего занятия во Дворце – то у меня на него имелись определённые планы. Следовало срочно восстановить в памяти то, что могло сохраниться там насчёт однокашников-кружковцев. Одноклассников, причём по обеим школам, я помнил достаточно хорошо, а вот тут мой склероз меня подвёл – как ни старался, я не смог вспомнить ни одного имени, ни одного лица. Не то, чтобы это меня так уж угнетало – но расставаться с Дворцом в ближайшее время я не собирался, а значит, дыру в памяти срочно надо было затыкать. Я надеялся, что при личной встрече в памяти всплывут имена, кое-какие особенности характеров – а пока предстоит как-нибудь выкручиваться. Скажем – изобразить нездоровье, чтобы свести общение к минимуму.

Занятия Кружка Юных Космонавтов проходили обычно в двух местах – либо в планетарии, либо на балконе, нависающем над холлом и гардеробом главного входа. И любой посетитель Дворца, проходивший по длинной галерее второго этажа, тянущейся вдоль всего здания, мог видеть мальчишек и девчонок, занимающимися на разнообразных тренажёрах – вертикально установленных колёсах внутри которых полагалось крутиться, вращающихся креслах, качелях с двумя степенями свободы и тесных, похожих на решётчатые бочки, центрифугах, где можно разместиться, лишь поджав под себя ноги.

Сегодня как раз предстояли занятия на тренажёрах, и стоило заикнуться о неважном самочувствии, как руководитель, Семён Евгеньевич, предложил мне посидеть на скамейке – по нашим строгим правилам к этой части занятий не допускали тех, кто имел проблемы со здоровьем. Я некоторое время понаблюдал за кружковцами, облепившими тренажёры, помог кому-то облачиться в противоперегрузочный костюм, что составляло одну из главных радостей подобных занятий, и осознал, что сеанса восстановления памяти не получается – голова забита тем, что я почерпнул с давешнего стенда о славных покорителях Космоса. Многое, конечно, прояснилось, но в складывающейся мозаике по-прежнему не хватало нескольких весьма существенных фрагментов – и я поймал себя на том, что не в состоянии думать о чём-то другом.