Этот день…
Шрифт:
Потому что, когда Слава уехал, жизнь кончилась. Пару месяцев она лежала на койке и ревела с утра до ночи. Накрылся отпуск… Собирались лететь в Краснодар к её родителям, потом на море… Однажды вечером пришла Соня, принесла бутылку вина… И понеслось. Каждый вечер они напивались в кафе, с кем-то знакомились, куда-то ехали.
Бились, тикали в груди какие-то бесовские часы – уходит время, уходит молодость. Пожить, повеселиться, и не дай Бог влюбиться в кого-нибудь – чтобы опять было больно, когда тебя бросят? Ну уж нет! Соня допилась до
На часах полдесятого – звонить ещё можно.
– Таисия Матвеевна, добрый вечер! Не спите ещё?
– Привет, дорогая! Нет, не сплю.
Олеся молчала. Деликатная Таисия тоже.
– Таисия Матвеевна, что мне делать?
– А мне что делать, Олесечка?
– Поезжайте к дочери! На мир поглядите. Не понравится – вернётесь!.. Я тоже хочу куда-нибудь уехать.
– Ты про Артёма спросить хочешь?
– Нет… Да… Я боюсь.
– Чего ты боишься?
– Что он будет меня попрекать… Славой и… другими.
– Он уже два года, как жену схоронил. Один мается. Какие уж тут попрёки?
Олеська хотела сказать, что ей одной не так уж и плохо, но осеклась.
– А мне сейчас внучка звонила. Ей родители пианино купили, она же весной в музыкальную школу поступила. Трубку положила на инструмент и давай мне тренькать чего-то…
О своих детях и внуках она могла говорить бесконечно. Олеська слушала, в какой-то момент прикрыла глаза и задремала. Во сне она варила варенье. Налила его в суповую тарелку и сказала стоявшему рядом Артёму Рубеновичу: «Слава, иди обедать!»
Бедность
– Машка, ты с ума сошла, он же старый!
– Да? обыкновенный…
– Дай-ка я ещё раз на него взгляну, – Лиза потянулась к Машиному мобильнику и опрокинула недопитый бокал. На скатерти расплылось красное пятно.
– Господи, опять! Эта скатерть какая-то несчастливая, вечно мы на неё проливаем. Дай соль скорее.
– Да ну, брось, отстираю.
Маша взяла телефон, выбрала фотографию из «Галереи», протянула Лизе.
– Ты поэтому машину раз в три дня берёшь, когда он на смене?
– Да.
– Плоховато видно.
– Не могла же я ему сказать: «Улыбнитесь, вас снимают!»
– Лицо у него… нездешнее какое-то. Заграничное. Этакий… Карлос. Что-то в нём есть. В молодости, наверное… ух!
– Какой ещё «Ух»?
– Если бы я не знала, что он охранник, я бы с ним замутила не раздумывая.
– Я бы тоже.
– Ну и?
– Я ему не нужна.
Маша залилась слезами. Лиза смотрела на подругу и не знала, что сказать. Если мужик тебя не хочет – хоть тресни… Она вспомнила, как разводилась с мужем и тоже заплакала.
– Что им, козлам, надо, а?
– Не знаю.
Зазвонил
– Слушаю. Уже подъезжаешь? Нет, не надо. А, хлеб кончается. Пока.
Лиза поднялась.
– Ну всё, я побежала.
– Лиза, останься, вместе поужинаем. Мне с Димой в последнее время тяжело наедине разговаривать.
– Нет, не могу – Ванюшка дома один. Встречай своего олигарха. Слушай, у меня завтра отгул, а в меховом распродажа начинается, может, поедем, глянем?
– Конечно. Ванюшку отведёшь в сад и приходи.
– Ага, пока, – Лиза уже поднималась по лестнице к себе – на два этажа выше.
В дверь позвонили. Маша почти сразу открыла. Дима радостно улыбнулся жене:
– Привет, Зайка!
– Привет! – забрала у него пакет с хлебом, пошла на кухню.
– Чем пахнет?
– Мясо жарила.
А-ах! Скатерть вином залита, быстро собрала приборы со стола.
Когда Дима в махровом халате, с влажными после душа волосами, пришёл ужинать, стол уже был сервирован, в центре на блюде – отбивные, источающие жар и аромат.
– Ну ты у меня молодец! – Дима поцеловал жену в щёку.
Открыл бар, выбрал бутылку красного вина. Точно такую же, недопитую, Маша предусмотрительно спрятала в кухонном шкафу.
– За тебя, моя красавица!
– За тебя, Димочка!
– Кстати, а повод есть – я уже билеты через Интернет купил.
– Какие билеты?
– В Вену. Серёга с Танькой нас уже ждут. Поедем все вместе на лыжах кататься.
Маша чуть не подавилась:
– В Вену? Когда?
– Через неделю.
– Так скоро?
– Да ты же мне все уши прожужжала про эту Австрию – хочу, хочу, аж хохочу! Уже не хочешь?
– Неожиданно просто. А Оленька? С нами?
– Что ей там делать? Она ещё слишком маленькая.
– Четыре года – не такая и маленькая. Можно на лыжи ставить.
– Зая, давай в другой раз с ней специально поедем. Тем более, у них детей нет. А ей на даче с бабушкой нравится, она даже домой не просится. Там собака, кошка – мы ей не очень-то и нужны.
– Я соскучилась. Не хочется ехать без неё.
– Села бы в машину и навестила бы дочку, мамаша!
– Я опять запутаюсь на этой новой развязке, сверну не туда!
– Ладно, в субботу вместе поедем.
Она смотрела на Диму и думала: «Я никуда не хочу ехать. Ни с тобой, ни без тебя. Я хочу быть там, где он».
В спальне Маша не раздеваясь прилегла на кровать, уткнулась лицом в подушку. Ей было так грустно, что хотелось плакать. Зашёл Дима.
– Ты чего не ложишься?
Наклонился к ней, дохнув запахом зубной пасты, поцеловал в шею. Маша смотрела на него. «Боже, да он волнуется, как в первый раз… Любит меня. И он… счастлив. Почему же я ничего не чувствую, ничего… Ведь он красивый, умный, успешный. Ребёнка родили, коттедж для мамы купили, машины меняем чуть не каждый год. Ведь я должна быть счастлива… должна… Никому я ничего не должна…»