Этот дурак

Мелевич Яна

— Одна маленькая, но очень глупая коала, однажды свалилась прямо на мою голову с дерева. Вцепилась лапами, не желая отпускать. Думал все, задушит насмерть.

Затаив дыхание чувствую, как щекочет горячее дыхание шею, затем Ян убирает руку, обнимая своими руками, зарываясь носом в макушку. Облегчение накрывает с такой силой, что вновь тянет плакать. Хватаюсь за его руки, всхлипывая громко.

— Панда! — ворчит, куда-то в волосы, но не отпускает. Наоборот, держит крепче, — чего ты опять сырость развела?

— Думала, бросишь, — выдыхаю с трудом, ничего

не видя из-за слез. Поворачиваюсь, утыкаясь носом в грудь, сжимая ткань тонкого тёмного свитера. Мягкий кашемир ласкает пальцы, точно так же, как и прикосновения Яна. Сердце стучит, словно взбесившийся маленький зверек, колотящийся в прутья клетки. Это же не сон и не бред с похмелья, верно?

— Злата?

— Ась?

— Надеюсь, ты выбрала себе местечко на кладбище, потому что этот фикус я посажу на твою могилу, — рокочет голос надо мной, заставляя затрястись от смеха. — Прищепский! Да ты бессмертная, смотрю. — Столько возмущения, но мне плевать. Смеюсь громко, не обращая внимания на взгляды студентов, выходящих с пар, удивленных лиц Жени с Аркадием, одногруппников. Люси с Дусей пыхтящих от злости, Коленьки советующего набрать неотложку и даже родителей Яна, появившихся будто из ниоткуда. Хохочу, не могу остановиться, вытирая слезы счастья с глаз, пока рядом пыхтит Ян, сопящий разъярённым носорогом.

— Ой, Кришевский, — выдыхаю с трудом, все еще посмеиваясь, глядя на парня, обнимая его за шею, заглядывая в любимые тигриные глаза и приподнимаясь на цыпочки. Коснулась губ, мурлыча довольно, ощущая соленую влагу между нами от моих собственных слез.

— Какой же ты… дурак.

Финал

— Мы не будем покупать тебе эту огромную мягкую плюшевую панду!

— Но…

— И коалу тоже не будем! И надувной эвкалипт из Детского мира, дабы ты могла на нем плескаться в море!

Выпячиваю обиженно губу, поправляя ушастую черно-белую шапку в виде мордочки панды. Эту прелесть на Новый год мне презентовала будущая свекровь в прошлом году, умиленно обозвав «пандёнком», а за шутки надо мной, дала подзатыльник Яну. Жаль уехали в Крым, так бы хоть втолковала своему сыну, как нужно со своей девушкой обращаться.

Я что сделаю, если в польском магазине игрушек у меня глаза разбегаются? И плевать, что наша квартира превратилась в мини филиал фабрики по пошиву мягких зверей. Мне мало, я люблю эти «пылесборники», фе.

— Всего одна маленькая панда, — поднимаю за уши игрушку, умоляюще смотря на своего мрачного бойфренда, застывшего неприступной скалой. — Да ты посмотри на нее, она даже песенки петь умеет!

Для верности жму в район живота, а игрушка со скрипом, писком и кряком издает «Джингл Беллз». Улыбаюсь шире, косясь на Яна, но фиг мне с маслом, а не новая панда в коллекцию. Под суровым надзором, опустив голову, кладу обратно на полку черно-белого медведя, с грустью поглаживая между ушей.

— Прости друг, злой дядька Яшка не желает брать тебя.

Ян закатывает глаза, фыркая громко.

— Да у тебя уже и так три чемодана всякой фигни!

Из

гигантского торгового центра выходим в темноту украшенных к Рождеству улиц, вдыхая морозный воздух, наслаждаясь видом готовящейся к праздникам Европы. Ради них пришлось постараться, закрыв сессию почти на месяц раньше, устроив зимние каникулы. Смотрю на огромную сияющую разноцветными огоньками ель на главной площади, мысленно прикидывая, сколько у нас времени до встречи с четой Ливанских.

— Сорок минут еще, — усмехается Кришевский. Словно читая мои мысли, крепко обнимая и притягивая в свои объятия. Обжигающий поцелуй на холоде именно то, что может согреть даже в самый лютый мороз. Обхватываю его лицо, чувствуя, как меня приподнимают над землей, а шапка съезжает с головы, падая в рыхлый белый снег.

— Блин, — хочет поставить, но привычно хватаюсь всеми конечностями, не давая наклонится.

— Не вздумай! Мы не закончили, я тебе еще панду не простила! — не хочу, чтобы отпускал, пусть немного холодно, но все равно. Ощущение снежинок падающих на тебя бесценно, как и нежные поцелуи под темным зимним небом.

— Глупая, — урчит между делом, зарываясь в волосах. — Опять опоздаем на писательскую сходку, будешь ныть, что не взяла автограф. В этот раз скорой помощи не будет.

Да уж, в ту встречу я знатно налажала, опоздав на целых два часа из-за дурацкого зачета по химии. Яну уже успели вручить его заслуженную награду, с приглашением посетить такую же встречу только в Варшаве в родной стране жены Ливанского. Когда приехала все уже расходились, а Кришевский ждал меня на улице, естественно недовольный. Правда, увидев мое расстроенное лицо, сменил гнев на милость, вручив книгу в эксклюзивной обложке, тыкая в размашистую подпись на первой странице.

— Вот, — погладил по макушке. Оно конечно хорошо, но мне же интересно было поговорить с автором, задать вопросы, в конце концов, получить свой собственный автограф Кирилла Ливанского!

— Дурацкая химия, — буркнула, убирая книжку в сумку, словно самую большую драгоценность. Ничего, дома потискаю на нашем новом диване, купленном недавно. Хотя бы сессию я смогла частично закрыть досрочно, разгрузив свой график на январь. С Яном разве в учебе бывает иначе?

Мы уже собрались уходить, как из здания вышла маленькая, даже ниже меня ростом брюнетка, показавшаяся подозрительно знакомой. В своем полушубке смотрелась забавно, как настоящий меховой шарик на ножках, благодаря большому животу. За который, она, кстати, схватилась, громко ахнув.

— Чееерт!

Мы переглянулись, бросившись к ней. Судя по бледному лицу, закушенной губе, она, кажется, собралась рожать. По мне, так предпочтительнее просто «кажется».

— Вам помочь? — выдыхает Ян, а у самого руки трясутся, хоть пытается поддержать ее. Она распахнула глаза, оглядывая нас затуманенным взором, отвечая:

— Я… вроде как… рожаю…

Ох, е-мое. Судорожно ищу телефон, дабы вызвать скорую помощь. Видя мои манипуляции, брюнетка с неожиданной силой перехватывает руку, решительно рыча: