Этот мир не выдержит меня. Том 3
Шрифт:
Морфан с интересом смотрел на меня, ожидая продолжения.
— И он гласит: если попробуешь ещё раз напасть… — я взял небольшую паузу, чтобы до моего собеседника лучше дошёл смысл. — То мне придётся сперва убить Усача, потом тебя, а следом — всю твою родню до четвёртого колена… И если ты вдруг решишь, что у меня не получится, то вспомни о том, чьей кровью испачканы мои руки.
— Ты прикоунчил поувелителя… — завороженно произнёс морфан.
Не знаю, чего в его голосе было больше — страха или восхищения.
Я многозначительно ухмыльнулся.
— Усача не троужь, — добавил вдруг мой собеседник. — Усач — старый защитник. Оун заслужил поукой…
Судя по многочисленным повреждениям, покой Усачу мог только сниться. Но такая забота о питомце в любом случае выглядела очень трогательно… Особенно на фоне того, что о судьбе своих родственников морфан, похоже, вообще не переживал — их возможная кончина его почему-то совершенно не взволновала.
— Не трону, — уверенно произнёс я. — Не суетись, не пытайся меня убить и не называй добычей — тогда всё будет в порядке. И с тобой, и с твоим пахучим приятелем.
— А этоут челоувечек? — морфан кивнул в сторону зажатого в клешне Пуллона. — Оун доубыча?
Я посмотрел в мутные глаза ветерана и кивнул. «Вписываться» за неудачливого мстителя не имело никакого смысла. Я бы и сам прикончил его с превеликим удовольствием.
— Тоугда егоу моужноу соужрать?
Мутные глаза Пуллона прояснились. В них мелькнул почти животный ужас. Он захрипел и даже попытался вырваться, но крепко сжатая клешня не оставляла бедолаге ни малейшего шанса на побег.
— Его — можно, — поразмыслив пару секунд, ответил я. — Но не живьём.
Пусть у нас с Пуллоном не сложилась крепкая дружба, однако отправлять его на съедение заживо было, мягко говоря, неправильно. Интуиция подсказывала, что это не самая приятная смерть, а я никогда не стремился к бессмысленной жестокости. Покойнику же глубоко безразлично, что произойдёт с его трупом.
— Эх… — разочарованно выдохнул морфан.
Моё решение явно расстроило этого «гурмана», но перечить он не посмел. А вот Пуллона новость, наоборот, обрадовала — если, конечно, подобная характеристика вообще уместна, когда речь идёт о человеке, на всех парах несущегося к неизбежной смерти.
Ветеран даже попробовал кивнуть, чтобы выразить мне свою благодарность, но не успел. Морфан хлопнул ладонью по панцирю, краб щёлкнул свободной клешнёй, и голова Пуллона отделилась от тела.
Усач ловко подхватил её в воздухе, распахнул пасть, в которую спокойно могла заехать легковая машина, а затем зашвырнул то, что осталось от ветерана, внутрь себя. Доля секунды и всё закончилось. О бывшем легионере напоминал теперь только сытый блеск крабьих глаз и ничего больше.
Не самая лучшая «эпитафия», чего уж там…
— Воут так воут, — печально подвёл итог морфан, — Раз и нет челоувечка… Теперь Усач сыт, а я всё ещё
Он внимательно смотрел на меня своими огромными совиными глазищами, в которых читался вполне понятный интерес. Мой собеседник хотел знать, какой эффект на меня произвела столь стремительная расправа над Пуллоном.
— Потерпишь, — с холодным равнодушием произнёс я.
Произошедшее не напугало меня — скорее удивило. Ничего подобного я никогда раньше не видел… Что совершенно не помешало мне держать чувства при себе. Оперативник, который не умеет контролировать эмоции — это плохой оперативник.
А плохой оперативник — это мёртвый оперативник.
— Поутерплю, — смиренно согласился морфан, а затем вдруг, будто бы между делом, спросил: — Челоувечек, а где ты взял кусоучек истинной синевы?
Он с благоговением смотрел на осколок статуи, который я всё это время держал в руках. Его бледный синий свет очерчивал вокруг нас дрожащее пятно.
— Нашёл, — не моргнув глазом соврал я.
«Сапфироглазый» упоминал, что подземные жители поклонялись ему, поэтому признаваться в том, что я ловко разломал статую их божества, было не очень-то дальновидно. Пусть морфан меня боялся, но такое святотатство вполне могло толкнуть его на необдуманные поступки.
— Где? — сразу же спросил он.
— Где нашёл, там больше нет, — грубовато ответил я.
— Жалкоу… — вздохнул морфан. — Поударишь мне его?
Я даже слегка опешил от подобной наглости. Совсем недавно он собирался сожрать меня живьём, а теперь безо всякого стеснения просил подарок. Странное поведение. Какая-то подростковая, если не сказать детская, непосредственность.
Хотя судя по словам самого морфана, ему было уже очень немало лет. Однако никакой житейской мудростью здесь и не пахло… С другой стороны, что я знал об этих существах? Практически ничего. Возможно, для них такое поведение — норма.
К слову, понять возраст морфана по внешности, оказалось попросту невозможно. Он выглядел так, что ему можно было дать хоть пятнадцать, хоть девяносто два. Слишком странное лицо и слишком странные повадки…
— Обойдёшься, — усмехнулся я. Прогибаться нельзя. Стоит один раз уступить, и мне тут же сядут на шею.
Кроме того, никакой тяги к безвозмездному разбазариванию имущества я в себе не ощущал. Нездоровая благотворительность — это не про меня. Если отдавать осколок, то только в качестве платы за услугу.
Тем более, мне было что попросить взамен…
— Дарить ничего не буду, — я на всякий случай спрятал осколок за пояс сзади, чтобы не провоцировать у собеседника ненужные порывы. — Мой порядок этого не разрешает.
Аргумент был встречен морфаном с пониманием. Он не стал упрашивать — только коротко кивнул.
— Но, — продолжил я, — никакой порядок не помешает мне передать тебе кусочек истиной синевы в качестве благодарности…
Я замолчал, ожидая, пока морфан проявит себя. В сделке должны быть заинтересованы обе стороны, иначе это не сделка, а профанация.