Этот огонь – ты

Крюгер Элли

– Извините, – мужчина толкнул ее локтем, – извините.

– Я слышу, – Алесса потерла бок. – В чем дело?

– Я тоже боюсь летать, но эта дергающаяся нога меня раздражает.

Он указал на колено Алессы, что дрожало и прыгало вверх-вниз.

– Так может, вам отвернуться и не раздражаться? – с вызовом бросила Алесса.

– Не понимаю, как эта тонкая конечность может создавать столько проблем. Вибрирует, как стиральная машинка.

– Вы все еще смотрите, – Алесса принципиально не прекращала. Самолет стремительно опускался, уши заложило.

–

Поддержу. Дамочка, хватит пинать мое кресло! – вылезла женщина спереди. Она была скорее из трусливых, чем терпеливых особ, однако, заметив поддержку, набралась смелости и высказалась.

– Ой, кажется, самолет падает, – Алесса посмотрела в иллюминатор и притворилась испуганной.

Парочка проследила за ее взглядом. Они отчаянно выискивали признаки поломки или пожара. Алесса расслабилась и растянулась в кресле. До конца полета ее не беспокоили.

Самолет приземлился без происшествий. Мужчина сидел до последнего пассажира, не давая Алессе выйти. Что ж, я это заслужила, решила она. На экране телефона всплыло 14 новых сообщений от мамы. Черт.

Она вышла из самолета в мятом сером атласном платье, запачканном кетчупом, и двинулась за толпой. Холодный октябрьский воздух впился в голые плечи. Они шли пешком по взлетно-посадочной полосе – пешком! – где был лишь один самолет: их. Здание аэропорта активно ремонтировали, они вошли сбоку и оказались среди голых бетонных стен. Желтая лента вела в нужном направлении. Каблуки Алессы звонко стучали. Ничего не изменилось за 20 лет. Получив багаж, она надела красное пальто, затем села в такси и поехала сразу к нотариусу. Телефон разрывался от звонков, Алесса решила не брать трубку. И куда они так торопятся?

У входа толпились люди. С грустью Алесса узнала среди них маму. Она поправила светлые волосы, опустила солнцезащитные очки на глаза и неспеша вылезла из машины. Пусть они удавятся от злости и зависти. Алесса покатила чемодан по неровной дороге, каблуки тонули в трещинах асфальта.

– Здраво, мама, – Алесса обняла мать.

– Здраво, дочка.

Затем повернулась к брату и сестре и протянула руку.

– Амина, Джан.

Амина скрестила руки на груди и молчала. Джан пожал ладонь сестры, но не улыбнулся. Рубашка снова выбилась из штанин, оголив волосатый живот. Дети смотрели на Алессу, прячась за спиной матери. Тетю они не знали.

– Ну и где ты пропадала? – не выдержала Амина. – Ты знаешь, сколько часов мы тебя ждали? – слюни долетали до лица Алессы.

– Я тоже рада тебя видеть.

– У меня вообще-то маленькие детки. Если ты не заметила.

– Самолет задержали. Что я могла сделать? – Алесса помахала им рукой в длинной белой перчатке. Муж Амины оценивающе смотрел на новую гостью и хмурился. Он не представился.

– Все, идемте! Сколько можно! – Джан повел всех внутрь.

Вот такая холодная встреча. Они столько лет не виделись и встретились, как чужие люди. Хотя другого Алесса и не ждала. В кабинете было душно, она сняла пальто и села, стараясь скрыть пятна кетчупа на платье, которые

посадила в самолете во время обеда. Нотариус осмотрел ее с ног до головы.

– Вы Алессия Романо?

– Я.

– Тогда начнем.

Алесса села рядом с матерью и взяла ее за руку. Одна из близняшек попыталась залезть ей на колени. Алесса испугалась и привстала.

– Аиша, нет! Не трогай тетю! – разозлилась Амина и притянула дочь к себе.

Бильежник начал читать:

– Я, Омар…

– Давайте сразу к делу, Юрич. Мы и так потеряли кучу времени, – Джан кивнул в сторону Алессы. – К той части, где кому что достанется.

Ламия покрылась красными пятнами. От нервов у нее проявлялся дерматит.

– Извините моего сына. Он не хотел вам мешать.

Бильежник тяжело вздохнул и перевернул страницу.

– Завещаю моей дочери, Ламии Маркович, всех моих домашних гусей и антикварную коллекцию часов, которую она так долго просила.

– Как хорошо, мама! – сказала Амина приторным голосом. – Хорошо, что у тебя прибавится животинки.

– Своему внуку, Джану Маркович, завещаю телевизор, который он же мне и купил. По такой же логике завещаю ему: магнитофон, микроволновую печь, белый ящик, который он зовет компьютером (не понимаю, зачем он вообще тут есть), а также книги из старой библиотеки и…

– И прочий хлам. Я понял, – взгрустнул Джан.

– Не расстраивайся, братец. В конце концов, ты не так часто гостил у него.

Алесса зевнула. Было любопытно, что же дед Омар подарит ей, но не настолько, чтобы приезжать сюда. Однако мама настаивала, и она уступила. Все равно Алессе нужно развеяться и отвлечься от проблем.

– Внучке Амине Лукич и ее четырем отпрыскам, – Амина привстала со стула, – оставляю свою фотографию в рамке из переработанных слоновьих фекалий, потому как она говорила, что будет очень скучать по мне, детские игрушки и вещи моей покойной жены…

– А дальше? Что еще? – перебила Амина.

– А дальше: внучке Алессии Романо я завещаю свой дом в городе Коньиц. Она может вступить в законное владение через год, при условии, что проживет в нем как минимум десять месяцев из двенадцати.

Минутное молчание повисло в стенах кабинета Бильежника. Он хотел дать им больше времени, но чихнул и этим взорвал бочку с порохом.

– Это как понимать? – вскипела Амина. – Это что сейчас было? Тебе что-то известно, мама?

– Юрич, вы, верно, разыграли нас? – Джан улыбался, но в глазах застыла тревога.

– И ради мусора ты шлялась к нему каждый день?! – разозлился Муса.

Дети заплакали и повалились на пол.

– Вы расстроили детей! И как вам не стыдно! – кричала Амина. – А ты что расселась?! Ты как это спланировала? Признавайся! – обратилась она к Алессе.

Алесса замерла, надеясь, что самая лучшая тактика – притвориться мертвой. В противном случае ее растерзают на месте. До нее дошел смысл слов нотариуса, просто она ему не поверила. У деда Омара не было ни одной причины отдавать ей дом. Ни одной.