Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Селф Уилл

— Нет, не могу. — Я постарался придать голосу горечи. — Не могу себе такое вообразить.

Между прогулками я изо всех сил пытался упорядочить свои любовные интриги. Мое завещание было небольшим: груду старых матрасов — миссис Бэнсон, конверт, набитый иностранной валютой — брату, о котором я совсем позабыл, коробки со старыми покетбуками и поношенной одеждой — в приют. Все деньги, что у меня были, я растратил по мелочам. В офисе, трещащем от статического электричества и с изоляцией в виде бумажных записей жизней прочих людей я разбазарил оставшееся.

— Вряд ли стоит тратить время на это завещание, — заявила мне юрисконсульт. — Просто написать — уже денег стоит, потом еще взнос. Откровенно говоря, затраты не оправданы.

Ее белая блузка до лифчика была пропитана потом.

— Меня не вдохновляет мысль, что государству хоть что-нибудь достанется.

Скрипнул настольный вентилятор, ероша судьбы мужчин и женщин.

— Понимаю.

Бачок с охлажденной питьевой водой булькнул — может, закипел?

— Я зальюсь вечным воем, если узнаю, что хоть один паршивый детектив или лишний носок в своей материальной облочке попадет во власть государства.

— Понимаю… — Сомнение во взгляде юрисконсульта росло на глазах. — Скажите, есть ли какая-то особая причина, по которой вы хотите составить завещание именно сейчас?

— Нет, никакой особой причины. Но ведь смерть подстерегает нас на каждом углу, не так ли?

Воскресным утром, на которое было назначено сражение за воздушный шар, было ясно, но ветрено для позднего лета. Галька заскрипела под слуховым окном у меня на чердаке. С трудом сохраняя равновесие на своем ложе принцессы на горошине, я высунул голову, посмотрел вниз и увидел Кита и Шэрон Крауд, стоявших на тротуаре.

Кит позвал меня, сложив руки рупором:

— Вылезай давай!

И это мне сразу напомнило, как школьники вот так же заходят за приятелем позвать его с утра поболтаться по улице. Я заспешил вниз, схватив мешок, который собирал всю ночь. Выходя из парадных дверей миссис Бэнсон, перебросил мешок через плечо, — ни Кит, ни Шэрон Крауд, казалось, этого не заметили. Один из детей Бэнсонов закричал нам вслед, но его слова были подхвачены и раздавлены проехавшим мимо ранним грузовиком. Мы пересекли Альберсквер и двинулись дальше, по Клэфэм-роуд в сторону Овала. У начала Фэнтимен-роуд к нам присоединился Бакс, и мы молча продолжили свой путь бок о бок по тротуару, будто участники одной группы в каком-нибудь популярном клипе или городские самураи. Над нами нависла тишина, малодушное, тягостное молчание.

Пока мы шли вдоль поворота Овала и по загаженной линии Харлифорд-роуд к Воксхолл-Кросс, напряжение усиливалось.

— Где ты оставишь Дину? — спросил я у Кита: у меня в голове стоял скрип его зубных протезов.

— С тем австралийцем в «Маджестике», ясное дело.

— А, ну да, да, прости.

— А почему бы не поручить собаку швейцару из «Эротических качелей»? — предложил Бакс. Это были его первые слова за все время, что он шел с нами. — Там еще открыто.

И в самом деле. К воздушному обогревателю над входом был прицеплен сатиновый кусок ткани около метра длиной. Это подобие огня навело меня на соображение об аде, в котором пытки были такими же суррогатами. Кит не соблаговолил ответить Баксу, и мы вчетвером с собачьим упрямством, под стать Дине, поплелись дальше.

На натянутое, покрытое штриховкой небо ветер клал широкими мазками бумажный мусор, упаковочные ленты и палую листву, но нечто неявное оставалось закрашенным своей собственной плотной массой. Как всегда, полная самодостаточность. Не так уж и жаль оставить все это позади — толстый кирпичный виадук, древние пабы, беззвучные салоны, с аляповатыми мотоциклами в витринах, прокаженные резиновые скребки оптовых торговцев и воскресные салоны, набитые игрушечными фигурками в рост человека — салоны, которые попадались по пути в магазин в Кройдоне. Вся эта макаронная мешанина на Воксхолл-Кросс, миллиарды километров транспортной лапши, развешанной по всему городу.

Пока Кит с Диной обнюхивали друг друга под внимательным взглядом работника винного хранилища, Шэрон Крауд, Бакс и я ждали на искусственном возвышении, что

тянулось вдоль Годинг-стрит. Это подобие холма было покрыто невнятной травой с колышками, всаженными в плетеные корзины, и душистым дерьмом — в виде гарнира. Воздушный шар находился в отцепленном состоянии на сегодня, его страховочные тросы были отвязаны гастарбайтерами из Новой Зеландии и аспирантами из Канады. Они работали как надо.

— Кажется, немного дует, — обратился я к Баксу. — Может, они не станут подниматься.

— Это будет позор, — ответил он с тревогой, его желтые ногти нервно скребли кожу одного из запястий.

Шэрон Крауд выглядела превосходно. Она выбрала коричневый пиджак с воротником-стойкой и коричневые же брюки в тон. Сочетание, дававшее повод для любых комплиментов, какие только возможны. Волосы были тщательно убраны назад, на губах никакой косметики. Ни она, ни Бакс по-прежнему не обращали внимания на мой мешок.

Когда Кит вернулся, мы спустились с холма и пересекли парк в направлении огороженного пространства, где находился воздушный шар. Вагончик располагался в проеме проволочной ограды. Внутри продавали билеты и сувениры для привлечения туристов. Я даже толком не смог их рассмотреть. Меня охватил мандраж. Каждый из нас сам купил себе билет, после чего мы друг за другом вышли из-под навеса и направились по дощатому настилу к гигантской корзине воздушного шара. Собственно, это была не корзина как таковая, а квадратная площадка, с металлическими столбиками по периметру, соединенными двумя тросами — на уровне плеч и пояса, а ниже пояса были металлические бортики. Аппарат напоминал скорее братьев Райт, чем Монгольфьер, и, глядя на него, я понял, что рассчитывал увидеть корзину с расшитыми шелком стенками, а на борту — пару дрессированных козочек с викуньей в придачу для нашего орбитального эксперимента. Но времени на недовольство не оставалось — один киви проверил мой билет и надорвал его, другой сопроводил меня на борт, а третий скомандовал к отправлению.

Взлет произошел феноменально быстро, как подъем на лифте.

На самой дальней от меня площадке, на расстоянии футов пятнадцати, какой-то ребенок извивался и брыкался на руках у матери: «Мам, я боюуууууусь, я не хочу наверх! Ма-а-а-а-а-ам!»

Чертов вредитель, подумал я про себя. А вслух произнес: «Садист».

Потом я обнаружил, что ни Шэрон Крауд, ни Бакса на борту нет. Я осмотрелся: помимо матери вредителя и самого вредителя, среди прочих пассажиров на борту были двое тинэйджеров в белых анораках, справа от меня — молодая пара из Средней Азии, а рядом с ними стоял Кит. Пилотировавший шар австралиец находился за перегородкой; в руке он держал цепь, прикрепленную к горелке, за которую дергал время от времени, посылая огромные, гудящие столбы пламени под туго натянутый купол воздушного шара. Я глянул вниз: в проеме, огороженном рамкой прохода для пассажиров, быстро перемещался кадр в режиме зум-аут — участок парка Воксхолл-Кросс. Он разрастался, окружал вагончик, холм, «Эротические качели», каких-то субъектов, занятых непонятно чем, затем подставку, увитую горошком, на крыше «Воксхолл-Таверн» и наконец равноуменьшенные фигуры Шэрон Крауд и Бакса, которые под ручку удалялись в сторону метро.

Мой приятель, Кит, бывший грабитель банков, о чем я знал, хотя мы и не обсуждали его темное прошлое, забился в угол площадки, и когда я с ужасом посмотрел в его сторону, то увидел, как за плечом Кита исчезает Брокуэлл-парк, чтобы затем появиться уже у ног. Мы были на высоте двух сотен футов и все еще продолжали подниматься.

— Короче, никакого состязания, — крикнул Кит. — Так и знал, что они не отважатся. Собственно, мы тоже можем просто наслаждаться полетом. — Его суставы побелели, руки обхватили ограждение за спиной, лиловая штормовка развевалась на тугом ветру. Меня поразило, насколько стремительным оказался подъем: площадка раскачивалась на ветру во все стороны, точно воронье гнездо на шаткой опоре.