Этюд с натуры
Шрифт:
Однажды писатель отправился в Алеховщину, старое русское село, знаменитое гончарным промыслом. Речка Оять там, по берегам глины редкие. Оятские гончары Питер снабжали своими изделиями. И нынче их кувшины, кружки да миски в ленинградских кафе и в ресторанах увидишь. Так вот, собрался уезжать, в автобус уже сел, и вдруг подают кусок исписанных обоев: частушки! Нисколько не изменившиеся, такие, какие пели в прошлом веке!
За годы работы Бахтин обошел не только Ленинградскую область, но и Новгородскую, Псковскую, объехал русские поселения в Прибалтике, Польше, а также в Болгарии и Румынии, где живут потомки участников восстания Булавина и бежавших из России старообрядцев. Охотно пересказывали старики, что память уберегла,
Человек увлеченный, Бахтин легок на подъем. Неделями бродит он по разбитым проселочным дорогам от деревни к деревне, из дома в дом. Знают его в Лампове, в Выре, где открыт музей дорожного быта России конца XVIII — начала XIX века и героев пушкинского «Станционного смотрителя». Пролегали его маршруты через Тихвин, поселок Вознесенье, деревни Усадище, Ратигору. Места искони русские, входили когда-то во владения древнего Новгорода, и для фольклориста незаменимые. Удача приходила по-разному.
— У Тихоновой записал я более ста песен, — рассказывает писатель, — а от Притыкиной Клавдии Ивановны — в три раза больше. И где? В Ленинграде! Ей восемьдесят два года, родом из Архангельской области, пятнадцать детей родила. Овдовев, перебралась в город к дочке. Жива-здорова, на литературном вечере со мной выступала, большой успех имела. Пословицами и поговорками так и сыпала: «Трем собакам не знаю воды разлить — такая простая», «Дуракам не ум мешает»; «Ладно в латке, хорошо и в горшке»; «Сердитая собака — волку корысть»; «Хвастливое слово не бывает споро»; «Добра дочь Аннушка, как хвалят мать да бабушка, была бы плохая — Акулей бы звали! А так все Анна»; «Матери заказ до порога, а как вышла за порог, так и семь дорог»; «Девок подымаешь — как за окно кидаешь, а сына подымаешь — как взаймы даваешь».
И еще одно имя «открыл» Бахтин. В Ленинградском отделении издательства «Советский композитор» недавно вышла его книга «Песни донских казаков, напетые Андреем Ивановичем Каргальским». Любопытная история. В литературном кружке, которым руководит писатель, много лет занимается Андрей Иванович Каргальский, коммунист с тридцатых годов, кадровый рабочий. Всю трудовую жизнь варил металл, что наложило отпечаток на его облик: кряжист, словно вырублен из одного куска. Руку в кулак сожмет, что кувалда тебе, а по характеру — добр и нрава веселого.
Подарил как-то Бахтин кружковцам по книге о народном песенном творчестве. Каргальский принял дар и заметил, что помнит старые казачьи песни. Сказал: «Казацкого во мне осталось душа да песня». Существует снимок, сделанный крупным собирателем казачьего фольклора А. И. Листопадовым в начале века. На том снимке среди лучших песенников и песенниц станицы Верхне-Каргальской — Александра Гавриловна Чеботарева, бабушка Андрея Ивановича, а еще дед и брат второго деда со стороны отца.
— Прадед мой, Андрей Дмитриевич, брал в плен Шамиля, — сказал Андрей Иванович при их следующей встрече. Помолчал, сосредоточился и запел голосом сильным и смелым, с остановками и повторами.
У славного у князя, Было князя во Влади… е-ай да, князя во Владимира, Ай да вот(ы) собиралася да у нас, У нас пир да беседушка, беседа (й) она почтенная, Она многорадостная. Ай да что честна, хвальна беседушка, Она-то премногора… ай да, она многорадостная. Ай да вот(ы) во беседушке той сидят, Ай да сидят, скажем, али князья-бояре, Сидят князья-бояре…Впервые слушал Бахтин редкий сюжет о пире у князя Владимира, по праву сторонушку от которого сидел Илья Муромец, а по леву — Дей Степанович. Затем последовал и вовсе неизвестный фольклористам
Репертуар Каргальского оказался обширным, многое практически ушло из народного музыкального быта, в том числе песни о сыне Стеньки Разина, об адмирале Ушакове и Петре I. Увлекшись предложением Бахтина, Андрей Иванович поехал на родину, чтобы записать и ему неизвестное. Однако возвратился ни с чем.
— Собралась в хате родня, знакомые, — рассказывал после, — запел я старую казачью: «Разродимая моя сторонушка, да не увижу больше я тебя»… Никто не поддержал. Не знают. Запел «Молодость» — тоже не знают…
Вот так и возвращается к нам, казалось, забытое давным-давно. Возвращается благодаря собирателю, который жадно прислушивается к народному слову в автобусе и электричке, за праздничным столом, в городской квартире и деревенской избе. У гардеробщицы Лениздата Бахтин записал вариант старинного романса, а тетрадочку редкостных олонецких причитаний подарил ему актер Григорий Диомидович Душин. Тому она досталась от наследников одной умершей женщины. Читаешь и мороз по коже — языческая вера, когда человек ощущал природу как равную себе, обращался к усопшему как к живому. В поезде от железнодорожника услышал сказку о сметливом солдате. А что было бы, замечает писатель, если бы в Вознесенье не познакомился с Павлой Максимовной Коняевой, не заглянул бы в дом, не услышал бы ее слабенького голоска:
Не кукуй, моя кукушечка, Ой, не кукуй моя да рябая, Во сыром-то во лесочке, Да во сухом-то борочке…Кто они, хранители народной культуры? Уже известная нам Мария Николаевна Тихонова — колхозница, в войну побывала в фашистском концлагере, Владимир Андреевич Горбунов — железнодорожник, глава семьи, где семь детей; Мария Ивановна Котова — фуражир на ферме, Петр Константинович Тимофеев — машинист городской водонасосной станции в Лодейном Поле. А за Трохой Любытинским, настоящим скоморохом, ремесло которого идет от древних гусельщиков, Бахтин «гонялся» на Псковщине три года. На праздниках да семейных торжествах Троха народ веселил.