Этюд в розовых тонах
Шрифт:
– Понятно… Значит, к тебе в шесть? Но постой, а куда к тебе?
– Ты что, брат, мой адрес забыл?
– Но ведь… – он, видимо, пытался подобрать слова, чтобы, во-первых, не сказать лишнего, а во-вторых, чтобы выяснить, что имеет в виду Кленов, приглашая их с Сулеймановым к себе в гости.
– Я все потом объясню. Так вы приедете? Ты скажешь Гасану, что я хочу его видеть?
– Да, конечно. Я рад, что ты вышел. До встречи.
Он поторопился положить трубку. Почему?
– Ну что? – возникла в дверях Наталья. – Договорился?
– Вроде да. В шесть вечера.
– Вот и отлично. Я приготовлю плов, ты не против?
Он не переставал удивляться ее словам. Плов?
– Как ты думаешь, почему Рената так не любила Гасана и Андрея? – он сначала спросил Наталью, а уже потом подумал, стоило ли задавать этот вопрос. Наталья незнакома с Ренатой, откуда же ей знать ответ?
– Думаю, она, как животное, которое чует злого человека и не доверяет ему, избегала общества твоих друзей. Она испытывала к ним неприязнь инстинктивно, понимаешь? Наверное, она толком так и не смогла тебе объяснить, почему не хочет видеть их в доме.
– Да, пожалуй, и здесь ты права. Ну что ж, готовь плов, а я пока постараюсь вспомнить и разложить по датам визиты в тюрьму всех тех, кто приходил ко мне туда и что говорил… И, конечно, приму меры к тому, чтобы прекратить действие моей доверенности.
Сказав это, он почувствовал, что начинает пробуждаться от затяжной и болезненной спячки.
– Вот это мне нравится… – Наталья в порыве радостных чувств чуть было не обняла его, но вовремя взяла себя в руки и лишь вздохнула. Она вышла из комнаты, притворив за собой дверь, и Виктор в который уже раз спросил себя, кто эта женщина и как могло такое случиться, что она поселилась в его квартире. И покупала ли она ее вообще? Не работает ли она на Сулейманова или Бархатова?
Виктор заглянул на кухню и увидел, как Наталья замачивает рис.
– Я прогуляюсь… – это желание было навязчивым. Ведь с тех пор, как он вышел из тюрьмы, у него еще не было возможности обдумать все то, что с ним произошло и продолжает происходить, словно помимо его воли.
– Прогуляешься? Но куда? – Лицо Натальи приняло озабоченное выражение. Видно, ей было бы куда спокойнее, если бы он оставался дома.
– Просто прогуляюсь. Надо походить, подышать свежим воздухом и подумать о том, как вести себя с этими…
– Я понимаю. Тогда возьми деньги… – Наталья взяла с кухонной полки коробку из-под монпансье и достала оттуда несколько сотенных купюр.
– Спасибо. – Он надел куртку и вышел из дома.
Оказавшись на улице, вдохнул полной грудью холодный морозный воздух и огляделся. Родная улица. Покачивались озябшие ветки деревьев, с неба сыпалась ледяная крупа.
Он пешком дошел до своего гаража, расположенного позади дома, открыл его и вздохнул с облегчением, когда увидел мерцающий в полумраке серебристый автомобиль – почти новый «Мерседес». Наталья не видела, как он доставал из ящика письменного стола ключи от гаража и машины. Как шарил в книжном шкафу в поисках банковских и водительских документов, сберкнижек, при помощи которых он мог бы снять хотя бы часть своих денег, чтобы убедиться в том, что он пока еще не совсем нищ. Все наличные, а это около пятисот долларов и двух тысяч рублей, которые у него были при задержании, исчезли – скорее всего, были украдены работниками милиции. И вот теперь, сидя в холодном салоне своей машины, он спрашивал себя, а принадлежит ли еще ему эта машина? И хотя свидетельство о регистрации имелось, что означало, что он по-прежнему является хозяином машины,
Странное чувство охватило его, когда он завел свою машину. Она послушно завелась, словно вспомнив ласковые руки хозяина. Бак был почти полным. Сейчас, по прошествии столь долгого времени, он, конечно, не помнил, когда заправлял машину бензином последний раз. Хотя его автомобилем наверняка пользовалась Наталья. А почему бы и нет? Ключи она не могла не видеть…
И тут вдруг ему стало жарко. До него только сейчас начало доходить, какие же подлые люди окружали его, пока он был на свободе. Они продали его квартиру вместе со всем, что в ней находилось, вплоть до его трусов и документов. Как же так? И кто посмел так гнусно поступить с ним? Кто?
Ответ он получит уже сегодня вечером, когда увидит Сулейманова и Бархатова. Но придут ли они? Посмеют ли? Ведь, если они так с ним поступили, значит, были уверены в том, что он либо совсем не выйдет из тюрьмы, либо выйдет инвалидом или сумасшедшим, то есть человеком, которому совершенно безразлично, где и как он будет жить. Но откуда у его компаньонов такая уверенность?
Он выехал из гаража, вышел из машины и вернулся, чтобы запереть его. И вдруг увидел лыжи. Старые лыжи. В эту минуту он вдруг увидел в них те самые, на которых не так давно каталась такая неспортивная и ленивая Рената и, стоя на которых, погибла от пули неизвестного. Искушение разломать их и сжечь, как напоминание о трагедии, прямо сейчас, немедленно, было велико. Виктор едва сдержал себя от этого глупого и импульсивного поступка. Он отвел глаза от одиноко стоявших в углу лыж, запер гараж, сел в машину и поехал на Студеную улицу.
5. Живая кукла
Борис Ефимович налил Але немного вина и, отойдя на несколько шагов от столика, у которого она сидела в кресле, поджав под себя ноги, залюбовался ею.
– Ты очень красивая, Аля. Твой отец нисколько не преувеличивал твою красоту, когда описывал тебя.
– Откуда вы знаете моего отца?
– Ниоткуда. Так, случайное знакомство. Но если уж ты действительно хочешь знать, то я отвечу тебе. Я – брат той женщины, у которой он жил. Твой отец – нехороший человек, и ты сама должна это понимать. Он – страшный эгоист, человек, привыкший жить за чужой счет… Он ограбил мою сестру.
– Мне бы не хотелось…
– Хорошо, я понимаю твои чувства и уважаю их. Но на этот раз его эгоизм обещает дать хорошие плоды. Я никогда не причиню тебе вреда, я буду заботиться о тебе, и ты очень скоро поймешь, как тебе повезло, что твой отец познакомил нас.
Она подняла на него глаза. Сколько она знала мужчин, все они были устроены просто. В отношении с женщиной им нужна была лишь сама женщина, и больше ничего. Удовлетворение основного инстинкта плюс тугой кошелек – и мужчина счастлив. Але же хватило бы набитого деньгами кошелька, настолько ее не интересовали мужчины. Все ее мечты всегда сводились к деньгам. Потому что за деньги можно было купить все. Сначала квартиру, куда бы она никогда не пустила отца, а затем мебель и ковры – все то, чего ей так не хватало в их берлоге. С неиссякаемой суммой на еду и одежду она бы жила спокойно, никому не причиняя вреда, и вела бы почти растительный образ жизни, ублажая себя вкусной едой и телесериалами. Мужчина же, который стоял перед ней, откровенно разглядывая ее и явно любуясь ее разрумянившимся лицом и блестящими растрепанными волосами, обещал ей что-то смутное, говорил загадками. Но даже эти скупые слова, которые он произносил, напомнили ей призрачную мечту о сытой и спокойной жизни. Что ему надо от меня?