Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди
Шрифт:
И это тоже — «театральный рекорд», не менее ужасающий, чем принадлежащий венскому «Рингу». Пусть он никогда не будет «побит».
Мост, который рухнул
Отвести беду могло только чудо. Но чуда не произошло. Тэйский мост — вызов стихиям, гордость Британской империи, символ ее могущества — рухнул, окрасив рождественские праздники 1879 года в цвет крови.
Грянул оркестр.
— Правь, Британия,
Солнце играло начищенной медью труб. Ветер, гулявший по заливу Фэрт-оф-Тэй, прижимал к крепким мужским коленкам «аборигенов» клетчатые юбки. Джентльмены из Лондона, прибывшие в Шотландию на открытие моста-гиганта, придерживали цилиндры.
— Боже, храни королеву… — выводили луженые глотки.
Вперед выступили волынщики. Отыграв что-то бравурное и заунывное одновременно, они расступились, и взорам собравшихся у насыпи предстал Томас Бутч собственной персоной. Инженер, спроектировавший невиданный мост, сделал шаг вперед и заговорил:
— Милостью Божией и повелением королевы Виктории сегодня мы даем жизнь сооружению, которого еще не знал мир. Этот мост не просто соединил города Эдинбург и Данди, он — зримое свидетельство торжества британской технической мысли.
«Вот-вот, британской, — отметили про себя джентльмены в цилиндрах. — Это правильно. А то шотландцы так пекутся о своей самобытности, что сплошь и рядом забывают о приличиях».
Томас Бутч держал речь минут пять, после чего взмахнул рукой. Стоявший наготове паровоз выпустил струю пара. Тысячная толпа рабочих по обе стороны железнодорожного полотна разразилась приветственными криками. Представители администрации Эдинбурга и Данди, джентльмены из Лондона, инженеры-строители во главе с Бутчем и вездесущие репортеры заняли места в вагонах. Поезд вновь окутался паром, дал гудок и не спеша покатил по самому длинному — более трех километров! — в мире Тэйскому мосту.
Из высоких чинов, присутствовавших на церемонии, на дощатом перроне станции Уормит остался лишь один человек. Звали его Джордж Макферсон, и был он представителем литейной фирмы, которая поставляла металл для строительства.
Железные фермы пролетов, одиннадцать из которых были по 74 метра длиной, чугунные опоры, покоившиеся на 86 каменных «быках». На всем этом они хорошо заработали. Впору было поздравить себя и выпить шампанского за грядущие успехи, но Макферсону было не до того — его терзал страх. А что, если достоянием гласности станет то прискорбное обстоятельство, что качество металла… э-э… не совсем отвечает техническим требованиям?
— Только не это! — прошептал Макферсон, после чего принялся убеждать себя, что в заботе о прочности инженеры вечно перестраховываются. Правда, во время строительства выяснилось, что при сильном ветре и волнении мост кряхтит, как древняя старуха. Но ведь не падает же!
Несколько успокоившись, Джордж Макферсон направился к дожидавшейся его пролетке. Путевой обходчик Томми Баркли проводил его удивленным взглядом: вот же странно — была у человека возможность в числе первых прокатиться по красавцу
Томми Баркли даже не догадывался, насколько он прав.
28 декабря 1879 года в 18 часов 20 минут от эдинбургского вокзала Барнтисленд отошел поезд, направлявшийся в Данди. Вагоны поезда были полупусты, как-никак воскресенье, а его люди состоятельные предпочитают проводить дома. Да и люди небогатые отправляются в поездки только в силу крайней необходимости.
— Сколько продано билетов? — спросил старший кондуктор станционного кассира.
— Семьдесят пять. И все в третий класс, — развел руками тот. — Может быть, в Уормите еще подсядут.
Кондуктор в сомнении покачал головой:
— Вряд ли. В такую непогоду природой любуются из окна.
Тут он ошибся. Несмотря на то что погода в этот день и впрямь была скверной, ветреной, а ближе к вечеру зарядил дождь, на станции Уормит состав ждали дети одной из школ Данди. С утра, когда еще проглядывало солнце, они выехали на пикник, и теперь, продрогшие до костей, горели желанием побыстрее вернуться домой. Чопорные классные дамы, сами ежившиеся от холода, как могли подбадривали своих воспитанников, поминутно посматривая на часы и до рези в глазах вглядываясь в сгущающиеся сумерки: господи, ну где же поезд?
Точно по расписанию состав остановился у перрона. Дети поднялись в вагоны и тут же стали донимать взрослых своими страхами. Утром, когда они ехали по мосту, у многих из них даже разболелись зубы, настолько сильным был доносившийся откуда-то снизу металлический скрежет.
Вот и сейчас, стоило поезду тронуться, они услышали пронзительный скрип, от которого по спине побежали противные мурашки.
— Это хуже, чем ножом по стеклу, — уверенно заявил мальчик в теплой куртке и с длинным шарфом, многократно обмотанным вокруг шеи.
— Бояться нечего! — одернула его учительница. — Это самый замечательный мост на свете.
— А почему тогда поезд идет так медленно?
Учительница замешкалась. Она знала, что по настоянию пассажиров и по распоряжению железнодорожной администрации машинисты, двигаясь по открытому год назад мосту, сбрасывают скорость до 10 миль в час, а в дни, когда когда ветер гонит по заливу Фэрт-оф-Тэй увенчанные барашками крутые волны, — до 5 миль. Как говорится, во избежание… Но не сообщать же об этом мальчишке!
— Потому что машинист хочет, чтобы пассажиры в полной мере насладились видом залива.
— Что там смотреть? — скривился мальчик. — Да и темно.
Действительно, разобрать что-либо за окном было невозможно. Темнота сгустилась настолько, да еще туман, что, высунься машинист из кабины паровоза, он вряд ли смог бы рассмотреть красные огоньки хвостового вагона.
— Тогда радуйся, что находишься под крышей, — наставительно заметила воспитательница. — И подумай о тех несчастных, кто сейчас под открытым небом. Им намного хуже, чем тебе, а они не капризничают и не жалуются.