Эутопия

Андерсон Пол Уильям

Он бежал из Эрнвика не с пустыми руками. У него был пистолет местного производства и компас, полный карман золотых и серебряных монет, а на себе плащ, который мог служить одеянием, а также куртка, брюки и ботинки, что в целом составляло одежду, носимую в центральной Дестфалии. Кроме того, у него имелся самый важный инструмент — он сам: высокий, крепко сложенный мужчина — со светлыми волосами и небольшим носом, который получил от своих галлийских предков — он считал учителями людей, завоевавших лавры не на одной олимпиаде. Но еще большее значение имел его разум и вся нервная система. Основы логики и семантики, заложенные в него педагогами Эутопии, стали для его разума чем-то

таким же естественным, как дыхание для тела. Память его была натренирована так, что ему не требовалась карта. Короче говоря, хоть он и совершил катастрофическую ошибку, но знал, что его разум и тело справятся с самыми экзотическими проявлениями человеческого духа.

А самое главное — у него была причина жить. Это было нечто большее, чем слепое желание сохранить себя самого, возникшее уже в первой частице ДНК, когда та решила дать жизнь другим частицам. У него было кого любить и к кому возвращаться, была своя страна — Эутопия, Хорошая Земля, которую народ создал две тысячи лет назад на новом континенте, оставив за собой ненависть и ужасы Европы, забрав труды Аристотеля и придя в конце концов к мысли, что «цель народа есть достижение всеобщей гармонии».

Язон Филиппо возвращался на родину.

Он встал и пошел на юг.

Это случилось в тетраду, в день, который его преследователи называли онсдаг, а через полутора суток, на закате солнца, в день, называемый торсдаг, он все еще пробирался по лесу, шатаясь из стороны в сторону, с песком, скрипящим на зубах, и животом, приросшим к позвоночнику. Он шел на дрожащих ногах, отгоняя тучи мух, которых притягивал пот, выступающий на коже. Далеко позади слышался лай гончих псов.

Звук рога, похожий на долгий металлический рев, донесся из-за деревьев. Они шли по его следам, а он не мог двигаться быстрее конных преследователей. Никогда уже ему не увидеть звезд.

Рука Язона машинально коснулась оружия. «По крайней мере, нескольких из них я возьму с собой…» Хотя, нет, ведь он эллин, никого не убивающий без причины, даже варваров, желающих лишить его жизни только потому, что он нарушил одно из их табу. «Стану под голым небом, приму в себя пули и уйду во тьму, помня о Эутопии, обо всех своих друзьях и прежде всего о Ники — моей любви…»

Краем глаза он заметил, что вышел уже из соснового леса и идет через березовую рощу. Свет золотил листья деревьев и ласкал их стройные белые стволы. Откуда-то спереди донесся рокот мотора.

Язон остановился, только теперь поняв, насколько устал. К счастью, его организм располагал резервами, которые полностью собранный человек мог еще использовать. Он убрал из сознания далекий лай собак, всякую боль и усталость и начал дышать ритмично, сосредоточившись на чистоте и свежести вдыхаемого воздуха и представляя атомы кислорода, доходящие до каждой клетки тела. Успокоив отчаянно колотившееся сердце, он придал ему медленный, глубокий ритм; некоторое время напрягал и расслаблял мышцы, пока не заставил их работать нормально. Боль, терзавшая тело, теперь исчезла, а отчаяние, пожирающее душу, сменилось покоем и холодной рассудительностью. К югу перед ним раскинулись обработанные поля: ветер ходил волнами по молодым всходам, поблескивающим золотом в лучах заходящего солнца. Невдалеке виднелась группа строений одинокой фермы — длинные и низкие здания с острыми крышами. Из труб поднимался к небу дым. Однако прежде всего взгляд Язона остановился на мужчине, сидевшем в кресле трактора, работающего в поле. Хотя в этом мире уже знали диэлектрический двигатель, на севере он еще не вошел в употребление, поэтому Язон не удивился, почувствовав запах выхлопных газов. Подумать только,

что он считал его самым отвратительным из встреченного в Америке! (Этот их хлев, который они называют Лос-Анджелес!) Теперь этот запах показался ему чистым и крепким — посланником надежды.

Мужчина заметил его, остановил трактор и потянулся к закрепленному сбоку ружью. Язон подошел ближе, подняв руки и показывая пустые ладони, чтобы убедить его в своих мирных намерениях. Водитель принял это с облегчением. Это был типичный венгр: толстый и крепкий, с выступающими скулами, вьющейся бородой и в расшитом костюме. «Значит, я уже перешел границу! — радостно подумал Язон. — Я ушел из Норландии и попал в воеводство Дакота!»

Прежде чем послать его сюда, антропологи из Института Парахронных Исследований, конечно, внушили ему знание главных языков Вестфалии. (Жаль только, что не озаботились лучше познакомить его с местным наречием…) Но с другой стороны, его слишком быстро перебросили сюда после случайной смерти Мегастенеса. Предполагалось, что опыт, полученный им в Америке, дает возможность заниматься этой версией истории, также бывшей версией неалександрийской. И, разумеется, насколько общества, живущие на разных Землях, отличаются друг от друга. Уральско-алтайские слова без труда сорвались с его языка:

— Будь здоров! Я прибыл сюда как проситель…

Фермер сидел спокойно, но напряжение не сходило с его лица. Он смотрел на Язона и вслушивался в лай собак, доносившийся издалека. Оружие он держал на коленях готовым к стрельбе.

— Ты человек вне закона? — спросил он.

— Не в этой стране, испан. (Еще одно определение «гражданин»!) Я — мирный купец со Старой Земли, прибывший к Законнику Оттару Торкелсону в Эрнвик. Но — не знаю, почему — его гнев обрушился на меня, и гнев настолько большой, что Оттар нарушил святой закон гостеприимства и хотел взять мою жизнь, жизнь своего гостя. Это его люди идут по моим следам. Ты слышишь голоса их собак.

— Норландцы? Но ведь здесь уже Дакота!

Язон кивнул, соглашаясь, и улыбнулся, показывая зубы, сверкнувшие белизной на грязном, небритом лице.

— Верно. Они вторглись на твою землю не спрашивая разрешения. Если ты ничего не сделаешь, они придут и убьют меня человека, просящего о помощи.

Фермер поднял свое ружье.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

— Отведи меня к Воеводе, — сказал Язон. — Тем самым ты выполнишь закон и сохранишь свою честь. — Он осторожно вынул из кобуры пистолет и протянул фермеру. — Я буду вечно твоим должником.

Недоверие, страх и гнев сменяли друг друга на лице тракториста. Он не взял протянутого оружия. Язон ждал. «Если я верно определил происходящее в его душе, то получил несколько часов жизни. Может, даже больше. Но это уже будет зависеть от Воеводы. Мой единственный шанс — это умение использовать их варварство: их раздробленность на мелкие государства, их безумное понятие чести, их фетиш собственности и самостоятельности — для того, чтобы делать с ними, что захочу. И если я проиграю, то умру как цивилизованный человек, этого у меня не отнимут».

— Псы уже учуяли тебя. Они будут здесь, прежде чем мы успеем уйти.

От облегчения у Язона закружилась голова. Он с трудом справился с этим и сказал:

— Мы можем им устроить сюрприз — дай мне немного бензина.

— Ага! — Фермер спрыгнул с трактора. — Хорошая мысль, чужеземец. Кроме того, спасибо — в последнее время здесь стало скучно.

На тракторе нашлась запасная банка с бензином. Они прошли назад по следам Язона, обильно поливая землю и деревья в лесу. Если это не задержит свору, подумал Язон, ее никто не задержит.