Ева Браун: Жизнь, любовь, судьба
Шрифт:
Миллионы немцев думали и действовали так же, как и она.
Минуло Рождество, и наступил новый 1945 год. Германское наступление в Арденнах не принесло ожидаемого успеха. Уже через несколько дней союзные войска сумели остановить его. Закрепившиеся ранее на рубеже Вислы советские войска начали новое наступление с баранувского плацдарма и быстро прорвали германские оборонительные линии. Все попытки изменить обстановку оказались бесполезными. Ева пришла в ужас, прочтя состоящую всего лишь из одной строчки срочную телеграмму от Ильзе: «Я вынуждена бежать из Бреслау…»
Утром 21 января старшая сестра Евы сошла на Силезском вокзале с переполненного перепуганными, измученными людьми поезда. Она еле стояла на ногах, поскольку не спала три ночи. Почти все свои вещи она была вынуждена оставить в Бреслау. Автомобиль доставил Ильзе
В малой библиотеке стол накрыли на троих, но Гитлер в последний момент не пришел, сославшись на необходимость срочно провести оперативное совещание. За ужином Ильзе, чувствовавшая себя совершенно разбитой, долго жаловалась на войну, на вторжение большевиков и на бросившего ее мужа. «Бреслау нам не удержать. Они захватят всю Силезию, всю Германию. Ты хоть знаешь, что тысячи людей вынуждены бежать по заснеженным дорогам, спасаясь от врага? Твой фюрер тащит тебя в пропасть, а заодно и всех нас…»
«Да ты с ума сошла! — возмущенно воскликнула Ева. — Как ты смеешь говорить так о фюрере. А ведь он оказался настолько великодушным, что пригласил тебя пожить в Оберзальцберге до возвращения в Бреслау…» Она схватилась за грудь и медленно опустилась в кресло. Лицо ее побелело. Вот уже несколько месяцев она постоянно жаловалась на боли в сердце и горько раскаивалась в том, что долго принимала прописанные доктором Мореллом успокоительные таблетки. Постепенно Ева пришла в себя и на прощание холодно кивнула сестре и легонько коснулась губами ее щеки. Разве могла она знать, что больше они никогда не увидятся.
Через несколько дней Гитлер попросил Еву вернуться в «Бергхоф». «Я в любую минуту могу отправиться на фронт, и потом, ты здесь всем мешаешь. Нужно все время принимать жизненно важные решения, и если я еще буду думать о тебе… Возвращайся в «Бергхоф», и я хоть буду спокоен за тебя. Но только не приезжай больше в Берлин… Обещаю, что на Пасху я приеду к тебе».
Еве ничего не оставалось, как подчиниться. В «Бергхофе» она тут же сказала домоправительнице, что собирается отвезти в Мюнхен кое-какие вещи и обеих собак, повидать родителей и друзей и отметить там свой день рождения. Но именно 6 февраля Мюнхен бомбили особенно сильно, и празднование пришлось перенести на следующий день. На небольшой вилле на Вассербургерштрассе, превратившейся вечером 7 февраля в островок благополучия в море бедствий, собралось очень много народу. С трудом передвигавшаяся из-за беременности, Гретль собралась с силами и тоже пришла повидать сестру. На огонек заглянули также несколько работавших когда-то вместе с Евой сотрудниц фотоателье Гофмана и жена доктора Брандта Анни. Ева с гордостью демонстрировала гостям подаренное ей Гитлером бриллиантовое колье с топазом.
Когда ранним утром все уже собрались расходиться, Ева неожиданно заявила, что намерена вернуться в Берлин и при любых обстоятельствах оставаться с Гитлером до конца.
«Ведь ты попадаешь в логово льва! — бурно возражали друзья. — Это же чистейшей воды безумие».
Несколько часов они пытались отговорить ее, но Ева никогда не меняла принятых решений. «Смерти я не боюсь. Я уже год назад знала, какой конец меня ждет. Фюрер запретил мне возвращаться, но я не могу по-другому».
Герда Остермайер выразила готовность разделить ее участь. Ева даже не стала слушать лучшую подругу: «Нет, Герда, твое место рядом с мужем — он ведь когда-нибудь вернется с фронта — и с детьми. А мое место рядом с ним».
Захотевшей сопровождать ее Гретль она спокойно сказала: «Тебе нельзя подвергать опасности будущего ребенка. Непременно роди мальчика, в семье Браунов у девочек несчастная судьба».
В феврале 1945 года добраться куда-либо в Германии было неимоверно сложно. Шоссе и даже проселочные дороги заполонили беженцы, поезда приходили с немыслимым опозданием, повсюду царил полнейший хаос. Ева позвонила Борману, рейхсляйтер наотрез отказался помогать, подчеркнув, что фюрер не желает видеть ее в Берлине. Тогда Ева поехала в штаб-квартиру концерна «Даймлер-Бенц» и потребовала от перепуганных служащих немедленно выделить ей автомобиль: «Фюрер ожидает меня в Берлине.
При виде Евы Гитлер попытался выразить недовольство, однако по его пепельно-серому лицу было заметно, что он очень рад ее появлению. Весь вечер он, как заведенный, повторял: «Я очень горжусь вами, фрейлейн Браун, очень горжусь… Вы так привязаны ко мне, так привязаны…»
Берлин сильно пострадал от бомбежек. На Вильгельмплац зияли глубокие пробоины, но фасад огромного, занимавшего целый квартал между этой площадью и Герман-Геринг-Штрассе здания Новой рейхсканцелярии сохранял пока прежний величественный облик. В марте 1945 года, как и прежде, возле массивных деревянных ворот, отделанных под медь, [74] стояли, широко расставив ноги, рослые солдаты вермахта, а рядом напряженно всматривались в редких прохожих телохранители Гитлера в черной эсэсовской форме. Получил серьезные повреждения зал для почетных гостей, но крыло, где находились жилые апартаменты Гитлера и его кабинет, уцелело [75] . Здесь пока проводились оперативные совещания, хотя его хозяин уже перебрался в подземный бункер. Правда, его строительство еще не было завершено. В нем сделали шесть выходов, три из которых вели в вестибюль рейхсканцелярии, а три — в сад министерства иностранных дел.
74
В начале 1941 года во время проводимой в Германии широкомасштабной кампании по созданию государственного резерва металлоресурсов Гитлер с помпой сдал в переплавку стоявшие здесь медные ворота, заменив их деревянными.
75
Когда автор через несколько недель после своего освобождения вернулся в Берлин, кабинет уже утратил первоначальный вид. Советские солдаты разнесли в щепки письменный стол и кресла, на засыпанном щебнем полу валялись изорванные документы, на которых отчетливо виднелись грязные отпечатки солдатских сапог. Все попытки прочитать их оказались безуспешными.
Бункер фюрера представлял собой несколько соединенных друг с другом подземных галерей, располагавшихся на глубине восемнадцати метров под восьмиметровым железобетонным покрытием. Попасть туда можно было по лестнице из тридцати семи ступеней. Однако основная часть подземного комплекса находилась на уровне двадцать пятой ступени, и толщина железобетонного покрытия в этом месте не превышала трех метров. Поэтому в проходах на стенах после бомбежек вскоре появились трещины, а уровень вылившейся на пол из лопнувших труб воды достигал нескольких сантиметров.
Бункер состоял из жилых комнат Гитлера и Евы, конференц-зала с приемной и ванной. Отдельные помещения были выделены Геббельсу и хирургу доктору Штумфеггеру. Жена Геббельса и их пятеро детей располагались в верхней части. Здесь также находились комнаты Бормана, Фегелейна, Хевеля, представителей трех родов войск, коменданта рейхсканцелярии бригаденфюрера СС Монке и обслуживающего персонала. Бункер охраняло около шестисот эсэсовцев.
В таком своеобразном окружении Ева Браун провела последние дни своей жизни, подобно остальным обитателям бункера всем сердцем ощущая приближение полного краха. Автор не ставил перед собой задачу во всех подробностях описать атмосферу, царившую в бункере накануне, во время решающего наступления советских войск. Это вышло бы за рамки его книги. Но тем, кто интересуется событиями, происходившими в бункере в последние месяцы, автор настоятельно рекомендует прочитать записки ротмистра Герхарда Больдта «Последние дни рейхсканцелярии». В январе 1945 года он был назначен старшим офицером для особых поручений при начальнике генерального штаба и тем самым в силу своего служебного положения оказался рядом с Гитлером. Больдт ранее никогда ничего не слышал о возлюбленной Гитлера и впервые увидел ее 27 апреля перед намеченным, как обычно на полдень, оперативным совещанием, когда уже было ясно, что провалились все попытки генерала Венка пробиться к Берлину.