Ева и головы

Ахметшин Дмитрий

Ева вспомнила рассказ Эдгара о прокажённых. Мол, при первых признаках болезни родственники заказывают для заболевшего гроб, относят на кладбище и погружают в только что вырытую могилу, бросая руками землю, плачут и причитают, говоря при этом: «Ты теперь мертвец для нас». Никого не волнует, что «мертвец» после этого выберется из могилы и пойдёт, куда глядят глаза, прочь из города, от прежних соседей и друзей в новую жизнь, заключающую в себя долгую, томительную подготовку к смерти. Свой старый дом такие люди предпочитают забыть — да и, скорее всего, при следующей встрече, если таковая случится, его,

живого мертвеца, никто не узнает.

В голове девочки крутилась назойливая мысль — от неё, хоть она и не прокажённая, тоже все отказались.

— Меня Эдгаром звать, — представился, после недолгого колебания, великан. Разговор с прокажённым был ему неприятен. Эдгар не мог решить, куда деть руки, уродливые придатки, один из которых к тому же короче другого, но больше этого беспокоила другая вещь — никак нельзя понять намерений этого господина, который производил бы приятное впечатление, если б не внешние признаки ужасной болезни. — А эту малышку звать Евой. Она помогает мне в моём ремесле.

— Очень хорошо, — мужчина почти не удостоил Еву вниманием. Он рассматривал Эдгара так, будто хотел разобрать великана по частям и приделать эти части к своему разваливающемуся телу, причём сделать это так ловко и хитро, чтобы не причинить никому беспокойства, в том числе и самому разбираемому. Глаза Эдгара в свою очередь изучали пришельца с назойливостью кружащихся вокруг комаров. Вот они вроде как ни при чём и охотно отлетают, когда машешь руками, но при всём при этом точно знаешь, что эти кровососы здесь по твою душу. Девочка подумала, что великана заинтересовала необычная одежда, но ошиблась — тот изучал проявления болезни.

Мириам продолжал:

— Прости мне излишнее любопытство… просто любопытство — довольно редкое качество у людей в моём положении, и коль уж оно у меня сохранилось, позволь его потешить…. Да, да, ты прав, с одной стороны кажется, будто любопытство присуще каждой живой твари, даже пчела летит к самому яркому цветку, но мои теперешние родичи и братья по несчастью превращаются в комья грязи, древних големов, движимых только одним инстинктом. Если их бьют, они бегут (или ползут — тут кто уж как может), если видят еду — едят, если видят божественное проявление в своём агонизирующем разуме — повторяют молитвы. А в остальное время просто сидят, уставившись в одну точку, пока их желудочные соки переваривают самих себя.

Ева оглянулась на Эдгара. Он просто плавал в обилии слов, в которое окунул его Мириам. Рот приоткрылся, зрачки менялись, будто Эдгар пытался попеременно то рассмотреть погоду над горизонтом, а то оценить изгиб травинки перед носом. Мириам замолчал, только сейчас заметив произведённый его речью эффект, потянулся к козырьку шляпы, будто собирался снять её и почесать лысину, но в последний момент раздумал. Потом он спросил, гораздо тише, и даже наклонившись вперёд, словно пытаясь таким образом стать поближе к самому уху Эдгара:

— Я расслышал, у вас есть некоторые надобности, которые не так просто удовлетворить. Я собирал съедобные грибы поблизости, и вдруг как гром посреди ясного неба меня застало одно слово, которое вы произнесли за ужином: вскрытие! О! Вскрытие тела мертвеца и вскрытие тела живого человека — величайшие запреты.

— Он слышал нас, — шепнула Ева,

потом, видя, что Эдгар в своих бесконечных колебаниях не торопится отвечать, сказала: — Вы хотите на нас донести?

— Нет, что вы, маленькая леди, — поспешил заверить Мириам, с некоторым, впрочем, сожалением: — Что вы… приблизиться к любому официальному лицу я могу разве что до тех пор, пока меня не заметят. Только стоит учитывать, что это будет, скорее всего, ещё и дальность полёта стрелы. И разговаривать со мной, конечно, тоже никто не будет. Люди думают, что удар бича Божия можно схлопотать просто ведя разговоры, хотя бич Божий — есть бич Божий, он опускается на головы тех, кто стал господним избранником. Я пришёл с небольшим предложением. Прямо скажем, не самым обычным. Я пришёл предложить вам себя. Я буду вашим за кусок хлеба и похлёбку.

Он посмотрел сначала на Еву, потом на Эдгара, и, видя, что они не знают что ответить, воскликнул, заламывая локти:

— Ну, что же? Вам же нужно кого-то резать? Вам же нужен подопытный, который согласится участвовать в этой вашей бесовской науке на добрых началах? Скажу сразу — к естествоведению я отношусь с превеликим уважением, если оно не попирает заповеди Христовы. И на кое-что, что попирает, могу сейчас, в своём нынешнем положении, закрыть глаза.

— За кусок хлеба… — выдавил Эдгар, теребя пальцами одной руки пальцы другой, как телёнок теребит вымя матери.

— Лучше, если это будет большой кусок хлеба и огромная миска, — уточнил Мириам и улыбнулся одними губами. Было видно, какие страдания ему доставляет даже такое простое действие. — Это ошибка, считать, что прокажённые не хотят жить. Ещё как хотят. Как и все люди. Но есть кое-что, что нас отличает. Что делает нас особенными. Мы понимаем, что скоро должны умереть — от сапога ли какого-нибудь стражника или задохнувшись в яме с себе подобными, подохнув, как помойная крыса… в любом случае, это будет не лучшая смерть.

— Смерть не бывает хорошей или плохой, — глухо сказал Эдгар.

Мириам развёл руками.

— Так или иначе, но каждый, у кого ещё не сгнили мозги, предпочитает искать способы прожить оставшееся время как можно лучше.

— Лучшее, что можно сделать — молиться Господу.

— О, конечно! — горячо воскликнул мужчина, и Еве почудилась в его голосе некоторая вроде бы даже издёвка. — Конечно Господу! Но ещё туда входит комфортный сон и вкусная еда. Или хотя бы просто еда. Видите ли, у людей в моём положении в голове кое-что меняется. И если вы, господин лекарь, жаждете заглянуть, проведать, как там поживают мои почки, что ж, пожалуйста, за кусок хлеба и похлёбку.

Ева разглядывала заросли за спиной Мириама с таким выражением, будто ожидала, что из кустов сейчас полезут другие прокажённые, разрывая на себе одежду и теребя хилыми пальцами впалые животы.

— Ты кому-то ещё о нас рассказывал?

— Конечно, нет. Я здесь один. Так что, вы согласны? Вы — знаток трав и отваров, много путешествовали и, я уверен, знаете, как надёжно обезопасить себя от проказы.

— Самый надёжный способ — не приближаться, — сказал на это Эдгар, но по интонации Ева поняла, что он борется с желанием поднять голову и начать высматривать в небесах дырку, через которую Господь наблюдает за ним.