Ева и головы
Шрифт:
Ева замотала головой. Эдгар удовлетворённо кивнул:
— Конечно не сумеешь. Но дым трав сделает для его клюва наше тело каменным и помешает найти тебя на поляне. А значит, для того, чтобы мы опомнились и обратились на путь исправления, бдений, каяний и молитв, — Эдгар противно захихикал, — не останется шансов. Воистину, костёр — то столб дьяволов. И ты останешься его поддерживать.
На этот раз Ева кивнула, по привычке теребя нижнюю губу. Следить за костром, от которого зависят их жизни! Столь важной миссии ей ещё не доверяли.
— Я подслушал рецепт этого дымного сбора у одного схимника, у которого однажды гостил целую неделю. Лечил его больную спину. Нужно брать одну часть
— А можно, я буду смотреть, как ты работаешь?
— Ты будешь смотреть за костром.
— Так я прям отсюда…
— Отсюда ты, скорее всего, ничего не увидишь, — сказал Эдгар. — Настолько плотным будет дым. Ты сможешь развлекаться, разве что, тем, что ковырять в нём дыры и смотреть, как они зарастают.
С этими словами он отошёл, чтобы облачиться в самые странные одежды, которые Ева видела в своей жизни. Руки спрятались в плотные красивые перчатки, суставы и сгибы которых выполнены из тончайшей кожи — лучшей кожи, которую можно выменять на что-то на базаре. Перчатки эти доходили почти до локтей, где терялись в складках другой странной одежды — холщёвого мешка, который костоправ выпотрошил прямо в повозке и накинул на плечи, проделав дырку для головы. К лицу — вот чудеса из чудес! — привязал плотный кожаный мешочек, сшитый в виде клюва, с огромными ноздрями, ну точь-в-точь как у голубей. Разве что, голуби вряд ли пользовались скальпелем, прорезая эти дыры. Мешочек, судя по торчащим из ноздрей веткам, листьям, смазанным какой-то смолой росткам и мятым сушёным цветам, призван был фильтровать неприятный запах и ограничить доступ заразы ко рту и носу цирюльника. Оставшаяся часть лица была защищена собранным из полосок кожи колпаком, вроде тех, что можно увидеть в некоторых городах на палачах. Открытыми оставались только глаза — они смотрели из неправильной формы отверстий так, будто Эдгар не вполне понимал, как собирается двигаться, работать скальпелем и шить в этой одежде.
— Где ты всё это взял? — спросила Ева.
— Сделал только сейчас, пока ты собирала травки, — голос великана звучал так, будто это говорил не он, а кто-то, забравшийся в его чрево. Например, тот карлик по имени Бахус, — На самом деле всё это — в том или ином виде — у меня уже имелось. На клюв, например, пошёл один из лучших наших мехов.
— Ты сделал из хорошего меха вот это?
Ева превратилась из девочки напуганной в девочку рассерженную. Теперь существо, которое невольно олицетворял Эдгар, казалось ей жалким и потерянным, будто его, пролетающего над этим миром чудаковатого ангела, сбил с неба камнем из пращи какой-то пастушок.
— Это был наш самый хороший мех!
— Ну, прости…
— Надеюсь, ты станешь за сегодняшнюю ночь гораздо умнее. Только попробуй не узнать ничего нового!
— Да, да! — испуг великана был так явен, даже за всеми этими несуразными тряпками, что Ева отступила на несколько шагов. — Прости меня, маленькая сойка, я буду стараться, сделаю свою голову такой, как самая сухая земля. Как земля всей Аравии, куда мы рано или поздно придём…
Всё было готово, осталось только дождаться Мириама. Конечность Ева извлекла из колбы, положила на лоскут ткани рядом с иглой и нитками Эдгара. Выглядела она будто необычная разновидность речного рака. Было странно думать, что к утру это станет чьей-то новой частью тела.
Древесные грибы пахли так, будто хотели докричаться до всех и каждого в лесу. Ева обошла те, что росли на стволах деревьев по краям полянки, рассеянно
Ева, предвидя момент, когда им придётся тронуться в путь, занялась делами. Она запрягла Мглу, проверила, как держатся подковы. Потом из заготовленного хвороста в заранее вырытой Эдгаром яме развела костёр, плеснув туда немного масла из лампы, чтобы быстрее загорелся. Раньше Эдгар пожурил бы её за расточительность, но сейчас ему было не до масла. Кроме того, денег и всяких менных вещей у них было достаточно, чтобы получить столько масла, сколько нужно. Проверила ещё раз мешки для Мириама, которая сама же чуть раньше собирала. Кусок копчёного свиного окорока будил в животе маленьких голодных зверьков. Несколько краюх хлеба, сытные плотные лепёшки, которые долго не портятся. Кочаны капусты. Небольшой мешок, набитый пшеницей. Девочка полагала, что Мириам будет доволен. С таким запасом в одиночку он продержится в лесу больше месяца. Она стащила всё это на центр поляны, отнесла лампу, под завязку заполненную маслом. Девочка могла быть собой довольна — всё, что нужно, она предусмотрела.
Наконец, среди руин показался огонёк, замелькал, прикрываемый рукой, пока его хозяин перебирался через останки стены. Ночные птицы смолкли на миг, а потом запели все разом, ещё сильнее, чем раньше, будто хотели замаскировать, скрыть присутствие троих человек в покинутом солнцем мире. Как только огонёк, точно большой светляк, выполз на поляну и стало возможно разглядеть фигуру Мириама в несуразном колпаке, на этот раз сдвинутом на лоб (тень от него была точно от тучи), Ева кинула в костёр первый пучок травы.
Мириам, кажется, с трудом удерживался от того, чтобы не броситься наутёк. Еве вспомнились его слова — «прокажённые тоже боятся». Но их самих, этих ходячих мертвецов, предназначенных для медленного исчезновения из мира живых и такого же постепенного появления в лимбе, в чистилище, так сказать, выцветания, боялись до колик. И всё-таки, до чего странно было видеть калечные пальцы свободной правой руки, которая, трясясь, то и дело осеняла владельца её крёстным знамением. Девочка хотела кликнуть Эдгара, но тот сам уже заметил фонарь и, тяжело ступая, двинулся в ту сторону. Ева, вытащив из костра лучину, чтобы поджечь лампу, присоединилась к Эдгару. Пока ещё возможно что-то разглядеть на расстоянии в несколько шагов, нужно поприветствовать гостя. Но он не двигался с места — как будто замёрз, увидев в свете костра спешащие к нему фигуры.
Позже Ева смогла себе в красках вообразить, что видел Мириам (конечно, ничего такого не ожидавший). Лоскуты эдгарова одеяния в полутьме вполне могли сойти за местами оборванные, местами встопорщенные перья, одетое в них существо о двух человеческих ногах и без передних конечностей отклонялось то вперед, то назад под весом могучего клюва. Ещё он увидел маленькую девочку, уцепившуюся за пучок перьев (или же демоническую карлицу?). Он завизжал, грохнулся на колени, выронил фонарь (слава Богу, тотприземлился на ножки и не прибавил к болячкам Мириама ещё и боль от ожога), причитая и пытаясь отползти, сдирая свои язвы о колючую траву и размазывая по щекам слёзы.