Ева. Книга 2
Шрифт:
– Да! Капризничала как ребенок. А я все думала, ну как же Лукас все это терпит, как может быть таким спокойным. Мы бы с Рику уже на втором магазине разругались в пух и в прах, а твой муж хоть бы хны. И когда спустя несколько часов, миллион нервных клеток и океан слез мы наконец-то выбрали платье, знаете, что оказалось?
Бьянка обвела присутствующих торжествующим взглядом Эллен Дедженерес [12] , задавшей особо каверзный вопрос:
– Оказалось, что мы обе забыли наши
12
Ведущая одноименного ток-шоу
Я слабо улыбнулась. Я уже и забыла про это. Локи еще долго сердился, ведь я забыла не только собственные, но и его банковские карты «чтоб тебе в кармане не таскать» – и потом никогда уж не доверял мне документы и наличные. А Бьянка тем временем заканчивала:
– А потом этот святой мужчина посадил нас в кафе неподалеку, а сам съездил за деньгами и вернулся, и заметьте, ни словом не упрекнул!
Рику хмыкнул:
– Она до сих пор ставит мне тот случай в пример. Вот умеют же некоторые ходить со своими женами по магазинам, не то что ты!
Бьянка своим немудреным рассказом словно бы сняла блок с присутствующих, и они тоже начали делиться своими историями, которых набралось немало. Сама я не рассказывала ничего, но жадно впитывала чужие воспоминания, которые на короткий миг вернули мне Локи. Я видела, как немного разгладилось лицо Ронни, как улыбалась Мариза, как папа обнимал маму, и понимала, что я от них сейчас бесконечно далеко, но все равно радовалась, что они не одни, что они поддерживают друг друга.
Когда пришла пора расходиться, я была уже твердо уверена в том, что буду делать.
Ронни осталась в баре. Хоть у нее и был нормальный дом, именно бар хранил ее сердце и в трудные минуты она черпала в нем силы.
Мы большой компанией отправились к Элене и Джеку, благо, комнат хватало на всех, но я, дождавшись, когда измученная Мариза заснет в моей бывшей комнате, спустилась.
– Я ухожу.
– Что? Куда это ты собралась на ночь глядя? – встрепенулся Джек.
– К себе. Хочу домой.
– Я с тобой. – немедленно вызвался Рэн, но я отказала:
– Нет. Пойду одна.
Немедленно начался гвалт. Мы тебя не отпустим, тебе нельзя сейчас оставаться одной, мы тебя понимаем, но… а вдруг Мариза проснется, а тебя нет, что ты задумала, я тебе запрещаю.
Все говорили одновременно, а потом так же разом утихли. И я повторила:
– Я иду домой.
– Да черта с два ты пойдешь! Думаешь, мы не видим, что ты задумала? Даже и не думай, что я просто буду смотреть на это! Если понадобится, я запру в комнате, не сомневайся! – папа никогда не умел сдерживать свои чувства. Но я видела, что за напускной яростью прячется страх.
– Пускай
– Идет? Что ты такое говоришь, Эли! Ты только глянь на нее, она же как неживая!
Мама, не отвечая ему, смотрела на меня так, как только она одна умела смотреть. В эти дни на ее и без того бесстрастном лице жили только глаза.
Во вдруг наступившем молчании она подошла ко мне, провела по холодной щеке холодной рукой.
– Мы будем ждать тебя утром.
И я ушла домой.
У меня было спиртное. Непочатая бутылка вина и еще одна, почти полная бурбона.
Я достала из буфета два пузатых стеклянных бокала на тонкой ножке, поставила на стол, прошлась по дому, собрала все свечи, которые когда-либо нам дарили в качестве сувенира. Зажгла, погасила верхний свет. Открывать бутылку даже не стала пытаться: просто отбила горлышко о раковину, не заботясь о том, что мелкие осколки могут попасть в вино и поранить мне желудок. Аккуратно наполнила бокалы до половины, приподняв свой, легонько стукнула второй. Раздался и стих хрустальный звон. Чинь-чинь.
Ник пришел, когда виски оставалось на треть.
Я не удивилась. Чтобы удивляться – надо чувствовать.
Он не стал издавать никаких тревожно-сочувственных возгласов, сел напротив и, взяв наполненный бокал, отпил.
На моей скуле дернулся желвак.
– Ну так какие у тебя планы?
Я давно привыкла к причудам человеческого мозга. Защищая себя от безумия, он находит порой странные лазейки и прячет своих хрупких хозяев в неожиданные комнаты. Вот и сейчас, практически на пороге вечности, моей первой мыслью при виде Ника была: «А он хорошо выглядит». Но действительно, в отличие от Нила, который за прошедшие годы обзавелся женой, тремя детишками, солидным брюшком и легкой проплешиной во всё еще золотых кудрях, Ник оставался все таким же матерым, дубленым солью и ветром, опасным волком, как и восемь лет назад.
Мы с ним не были друзьями. Вернее сказать, мы избегали друг друга, а, случайно оказавшись в общей компании, никогда не разговаривали дольше, чем достаточно для вежливого приветствия. Давно прошли те времена, когда я его боялась. Сейчас я его просто холодно ненавидела. Тем легче оказалось сказать ему правду.
– Собираюсь не дожить до утра. Зачем ты пришел?
– За мной долг. Собираюсь выплатить его и не дать тебе не дожить до утра.
Я не стала притворяться, что не понимаю, о чем он.
– Ты мне ничего не должен. Мне плевать было, что с тобой случится. Я помогла тебе тогда, потому что так хотела Фрэн.
– Я и не сказал, что должен тебе.
Я закрыла глаза. Все эти разговоры ни к чему не ведут.
– Скажешь мне, что я должна думать о ребенке?
– Ты должна думать о ребенке.
– Тебя это не слишком волновало тогда.
– Но сейчас я знаю правду. Ты должна жить дальше.
Я не смогла удержаться от колючего ответа:
– Ты-то, я смотрю, живешь.