Евангелие грешников

Горохов Евгений Петрович

– Излишек между расходом и приходом за год составил два миллиона семьсот пятьдесят семь тысяч рублей, – докладывала бухгалтер.

– Непорядок это, – покачал головой отец Мефодий, – прознают в епархии и повысят нам отчисления. Ольга переделай отчёт, раскидай эти деньги на проведение православных праздников в нашей церковно-приходской школе.

– Хорошо, – кивнула Ольга. Она сделала пометку в своих бумагах, потом спросила: – Оставим излишек на счёте. Может, часть денег пустим на премии к рождеству?

– На

счетах деньги оставлять нельзя! – настоятель встал из-за стола. Он закрыл форточку и повернулся к бухгалтеру: – Это у вас мирян подарки ждут от начальства. Мы божьи слуги не корыстью живём, ибо сказано в Священном Писании: «Корыстолюбивый расстроит дом свой, а ненавидящий подарки будет жить».

Отец Мефодий погладив бороду, улыбнулся:

– Бог дал единожды, а человек он же алчен в желаниях своих. Дашь ему раз, а в другой раз он уже требовать будет. Так ведь Господь сегодня дал, а завтра взял.

– Что же делать?

– Деньги со счета нужно убрать, но что бы по документам всё чисто было!

– Я понимаю, – кивнула Ольга.

Отец Мефодий рассмеялся и затряс своей бородой, потирая свои пухленькие ручки:

– Воистину Бог гордыне противится, а смиренным даёт благодать. Мишутка, внучок мой младшенький, мечтает о машине, а с просьбами своими деду не докучает. В Рождество Господне он своё двадцатилетие отмечает, подарю ему машину.

Долго потом отец Васили не мог забыть мелкий, словно бисер смех отца настоятеля и его пухленькие ручки.

«Пусть поступок настоятеля недостойный, но кто я, что бы судить его?!» – думал отец Василий после ухода Полины, стоя у книжного шкафа в своём кабинете.

«А почему ты не можешь судить его?! – раздался у него в голове незнакомый голос. Это было так неожиданно, что отец Василий в страхе оглядел кабинет, он здесь был один. Голос меж тем продолжал: – Отец Мефодий Храм Господень превратил в собственную торговую лавку. Старухи кладут рублик в церковный ящик для пожертвований не от избытка, а от скудости своей, отрывая рублик от себя. Последнюю копейку несут они в Храм. А Мефодий?! Не во славу Господа эту лепту употребляет, а на «Мерседес» внуку своему. Не по заслугам он настоятель храма. Ты же наоборот достоин места этого!»

Отец Василий встряхнул головой, прогоняя назойливый голос, и для себя решил:

«Встречусь с Региной и расскажу ей всё, должна наша Церковь очищаться от скверны!» – и мысли его понеслись в сладкие фантазии, как станет он настоятелем этого храма.

– Господи сотвори справедливость! – зашептал отец Василий, осеняя себя крестным знамением, и рисовались в голове его радужные картины.

«Доход отца настоятеля это тебе не тридцатитысячный оклад, на который нужно жить с матушкой да пятерыми детишками. Станешь настоятелем, тут же справишь матушке шубу, – возбуждённо шептал голос, – а то стыдно сказать, твоя жена Екатерина, ходит в стареньком

китайском пуховике».

И тут священник с ужасом заметил, что когда размышлял о том, как купит матушке шубу, руки он потирал точно так же как отец Мефодий.

«Бес попутал!» – ужаснулся священник.

Вспомнился ему один случай из его послушнической жизни: был у него товарищ в Кирилло-Белозерском монастыре, которого звали Николай Смирнов, такой же послушник, как и он сам. Однажды Николай задал вопрос их наставнику отцу Варфоломею:

– Батюшка, вразуми! Выбрали мы с Василием служение Богу, но плоть наша бунтует, по ночам женщины сняться.

– В IV веке, – отвечал отец Варфоломей, – Макарий Египетский посетил братию в далёкой пустыньке. Проходя мимо кельи одного из монахов, увидел он множество веселящихся бесов. Монаха того, так же как вас одолевали бесы, волнуя плоть. Понял святой Макарий, что брат сей пренебрегает своими монашескими обетами и предаётся нечестивым мыслям. Макарий посоветовал этому брату читать молитвенное правило и бесы пропали. Тоже я посоветую и вам, читайте молитву дети мои и отстанут бесы.

Выскочил отец Василий из кабинета и бросился к иконе Спасителя.

– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твоё, – зашептал священник крестясь. Тут знакомый уже голос в голове его, интимно зашептал:

«Станешь настоятелем храма, и вознесёшь среди паствы своей славу Господу, житием, любовью и верой чистою».

С улицы через окно, проникал свет фонарей и луны, падал он на лик Иисуса Христа. Свет играл на иконе, и казалось священнику, что подмигивает ему Сын человеческий с иконы, словно заговорщику.

– Пляшут бесы, – с тоской прошептал священник.

«Почему?!» – искренне удивился голос.

Отец Василий опять оглянулся, в храме был церковный сторож Иван, задувающий свечи, но говорил явно не он. Голос меж тем продолжал вразумлять священника:

«Сказано же апостолом Павлом: «Ибо никто не имел ненависти к своей плоти, но питают и греют её». Ты будь, как все, питай и грей плоть свою, матушки и детушек».

Вышел отец Василий на крыльцо церкви. Шёл снег, подставив лицо под кружащие снежинки, подумал священник:

«Сделаю, как ты говоришь Полина».

В это время та ехала на машине и разговаривала по телефону с Региной Журавлёвой.

– Василий Блаженный согласился поговорить с тобой. Не откладывай дело, пока он не передумал.

– Хорошо, завтра с ним встречусь, – пообещала Регина. – Он стоящий материал предоставит?

– Убойный! – заверила Левина.

Женщина в белом пуховике переходила перекрёсток на красный свет светофора, и Полина едва успела нажать на тормоз.

– Чёрт! – выругалась она.

– Что у тебя?

– Дура одна под колёса лезет, – Полина проводила взглядом удаляющуюся женщину в белом пуховике.