Евангелие любви

Маккалоу Колин

Вряд ли получится свалиться к нему в клинику, как снег на голову. Из прочитанного в его досье Джудит заключила, что в таком случае он встретит ее подозрительно и с опаской. И слово «Вашингтон» произносить тоже не стоит. Отношение Кристиана к центральной власти было не то чтобы враждебным, но настороженным. Нежелательно также пытаться заполучить приглашение через знакомых в кругах психиатров Чаббского университета. Какой бы способ Джудит ни выбрала, он должен быть безукоризненным – и такой же безукоризненной он должен воспринять ее саму.

Пора домой. Миновать главный вход, возле которого ежедневно совершаются самоубийства, и ждать на остановке проклятого автобуса. Так будет продолжаться

не вечно, успокаивала себя Джудит. Настанет день, и она попадет в число тех немногих в этой стране, кому для поездки на работу и с работы подают машину. Остальным гражданам машины полагались только на время отпуска – максимум на четыре недели в году. Этот драгоценный отрезок времени страстно ждали и с ним тяжело расставались. Ни одно правительство в истории США не было таким заботливым и предусмотрительным, как нынешнее. Но ни одно другое не придумывало столько действующих на психику ограничений. Поэтому и возникла необходимость в проведении Операции поиска.

Джорджтаун был ее домом, и домом прелестным. Пока зима не заморозила эту часть страны, Джудит решила повременить с дополнительными мерами по утеплению жилища и не забивать окна своего маленького кирпичного дома. Ей нравилось круглый год любоваться красивой трехполосной улицей и милыми старыми домами в ее конце.

Все ее свободные деньги, как и последующие заработки, два года назад были вложены в ипотеку для покупки этого дома, и она до сих пор продиралась сквозь дебри финансовых трудностей. Дай бог, чтобы главная ставка в ее профессиональной карьере принесла дивиденды ей и стране! Если бы все шло по воле Гарольда Магнуса, ей бы почти ничего не досталось. Но она сумела провести Операцию поиска так (и счастливый случай к этому не имеет никакого отношения), что ему будет очень трудно присвоить ее лавры себе.

В жизни Джудит не было мужчин, кроме нескольких случайных свиданий. Но она встречалась с ними не потому, что стремилась к близким отношениям, а чтобы окружающие видели, что за ней ухаживают. Ее не интересовал половой акт, и она равнодушно отдавалась, не придавая этому никакого значения, не возмущаясь и не думая теплее о тех, кто склонял ее к постели. Вашингтон такой город, где просто стать любовницей, но трудно найти мужа. Однако муж ей вовсе не требовался – все свое время и силы Джудит отдавала работе. Любовников считала обузой. А о том, чтобы не иметь детей, позаботилась в двадцать пять лет, подвергнув себя гистерэктомии. Не те времена, чтобы связывать надежды с семейным очагом и растрачивать на домашних душевный пыл. Джудит искренне любила свою работу и не представляла, что кто-то способен соперничать с предметом ее обожания.

Похолодало, и ей пришлось переодеться в облегающий, как перчатка, велюровый спортивный костюм, натянуть на ноги толстые шерстяные носки и сунуть ноги в вязаные сапожки. Пока варилась на плите картошка и разогревалось тушеное мясо (картошка свежая, а мясо из консервной банки), Джудит держала руки над зажженной конфоркой. Еда ее согреет. И затем, хотя солнце уже взошло, она, сытая, отправится поспать.

III

Когда в конце января землю окутывала мгла, в жизни многое замирало, но возникало что-то иное. Таинственный покров порождал тайну. Предметы проваливались в пустоту. Неизвестно откуда пугающе приглушенно слышались шаги. Два человека могли разойтись в ярде и не заметить друг друга. Вот поблизости послышались чьи-то вздохи, и снова тишина – будто привидение промелькнуло и пропало. Порождение бесконечного томления мглы, словно оно соткалось из воздуха, вырвалось из собственной плоти и, собрав силы, стало видимым глазу. Можно его вдыхать, можно в него погрузиться

и умереть.

Один из тех, кто в нем утонул, был Гарри Бартоломью – он умер от огнестрельного ранения в грудь. Этот человек постоянно мерз, ему всегда было холодно. Наверное, он был чувствительнее других к холоду, а может быть, просто слабее. Была бы его воля, он бы уезжал на зиму погреться в Техас или Каролину. Но его жена никогда бы не оставила мать, а та никогда бы не покинула Коннектикут. Старуха твердила, что янки, если нет гражданской войны, не пересекают границу Пенсильвании. Поэтому Гарри с женой оставались в Коннектикуте, хотя его работа заканчивалась тридцатого ноября и возобновлялась только первого апреля. Вздорная, противная старуха высасывала из семьи Бартоломью последние остатки драгоценного тепла, жена тоже приложила к этому руку, но Гарри не сопротивлялся, поскольку все деньги были у тещи.

В результате Гарри превратился в преступника, притом самого злостного: он жег дерево. Его дом находился на отшибе в середине участка в шесть акров, и в ветреные ночи все выходило относительно легко. Зато как становилось хорошо, когда начинало идти тепло от восхитительной массы полыхающих углей!

Печь сделали в конце прошлого века, когда люди стали безудержно топить свои жилища дровами, пока местные власти, власти штата и федеральные власти не наложили строгий запрет на рубку деревьев. Леса быстро редели, а холодный, сырой воздух, соприкасаясь с раскаленными углями, образовывал неимоверной плотности туман. Туманы все больше сгущались, все больше людей согревались дровами. Все больше энергии добывалось сжиганием деревьев.

Поначалу бездымными зонами считались города и пригороды. Гарри жил в сельской местности в центре Коннектикута, где холмы округлы и покаты и много лесов. Затем древесина в качестве топлива попала под запрет – деревья требовалось сохранить для изготовления бумаги и строительства. Уголь же приберегали для электростанций, производства газа и синтетических материалов. Расход самого драгоценного продукта – бензина – резко ограничили. Разбросанные по стране бездымные зоны превратились в единую бездымную зону с севера до юга.

Люди еще отапливали жилища дровами, но все меньше и меньше. Развелось множество организаций защитников лесов, формирующих группы наблюдателей. И если нарушитель попадался, на него налагали колоссальные штрафы и лишали льгот и привилегий. Но, даже зная об этом, Гарри Бартоломью не бросал привычку – трясся, паниковал, не мог спокойно спать, однако разжигал печь.

Теперь туманы стояли не всю зиму, в отличие от последних лет перед тем, как дрова и уголь в домах и квартирах оказались вне закона. Но они появлялись, когда возникали подходящие атмосферные условия: электростанции, заводы и учреждения сжигали достаточно топлива и выбрасывали достаточно углекислоты. И когда туманы накрывали землю, это было Божьим даром для таких людей, как Гарри Бартоломью. Он разработал метод, как воровать древесину, и этот метод себя оправдывал.

От дома к восточной границе своих владений Гарри проложил тросик. Там невысокая каменная стена отделяла его участок от соседа Эдди Маркуса. У Эдди земли было гораздо больше, чем у него – шестнадцать акров, – и, поскольку Эдди не фермерствовал, на ней росли большие деревья. В то время, когда топить дровами было не так опасно, он потерял многие из них. Затем положение изменилось, а сам Эдди стал начальником группы наблюдателей (как и его отец, он состоял в организации «Зеленые борцы»); тогда многие грабители решили искать счастья в других местах. Но только не Гарри. Он протянул тросик к пограничной стене и прикрепил к катушке, которую спрятал в ямке. Катушку и тросик он замаскировал опавшей листвой.