Евангелие Люцифера
Шрифт:
— Если вы не выполните наши требования, профессор Нобиле, вы и ваша супруга никогда больше не увидите Сильвану.
— Но…
— Спокойно. Ни слова ни одному человеку. Тем более полиции. Вы поняли, насколько серьезно ваше положение?
— Джованни? — рыдала Лучана.
— Профессор Нобиле?
Он чуть не задохнулся.
— Да… Да! Да-да-да!
— Мы свяжемся с вами.
— Но Сильвана…
Незнакомец повесил трубку. Вместо гудка на линии послышалось потрескивание. «Кастаньеты», — подумал Джованни. Затем он разобрал нетерпеливый голос:
— Да? Полиция! Что случилось? — Голос был более высокий, чем предыдущий.
— Джованни! — плакала Лучана, прижимаясь к нему.
— Синьор, вы занимаете линию срочного вызова!
— Извините.
— Что случилось?
— Извините.
Он положил трубку и встретился взглядом
XI
ДИРК И МОНИК
АМСТЕРДАМ
5 июня 2009 года
Очень медленно она чуть-чуть приоткрыла дверь и посмотрела на меня.
Где-то глубоко внутри у нее зародился позыв к икоте. Как будто альбинос, стоящий на пороге, едва ли не самое жуткое зрелище, какое может увидеть женщина, целый день погруженная в собственные мысли и вдруг пробудившаяся к реальности от звонка в дверь.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами сквозь щелочку, цепочка на двери разделяла наши два мира. За моей спиной по каналу Кайзерсхрахт плыл экскурсионный катер с туристами. И сразу заколыхался ряд узких, странных каменных домов, отраженный в воде.
Мне показалось, что она моего возраста, но сохранила девичью прелесть. Карие глаза, светлые волосы с золотистым оттенком. «Ты легко могла бы меня покорить», — подумал я, как и всегда при встрече с привлекательной женщиной. Но сам я, скорее всего, напугал ее.
— Добрый день, — сказал я на своем самом лучшем английском языке, который, если честно признаться, был, скорее, ломаным, — я ищу Дирка ван Рейсевейка.
От ужаса глаза ее забегали. Она сделала попытку закрыть дверь.
— Дирк ван Рейсевейк? — повторил я. — Я пришел по правильному адресу?
Она высунула заламинированную табличку с текстом: «Aan de deur wordt niet gekocht. Ga weg!» [40] Я не совсем понял надпись на картонке. Но «Ga weg!»очень напоминало: «Катись колбасой!»
В СМС-сообщении, присланном мне Луи-Фердинандом Монье, было сказано, что нидерландским контактом Мари-Элизы является некий Дирк ван Рейсевейк, что вполне соответствовало старому электронному адресу, упомянутому среди данных этой самой Моник: [email protected]. Я поискал адрес Рейсевейка в международном телефонном каталоге и в справочниках по Амстердаму. Дело в том, что тот номер телефона, который дала Моник, был засекреченным. Я звонил сначала из Ювдала, потом с нескольких автозаправок и площадок отдыха между Осло и Амстердамом, но так и не получил ответа. И если я вообще сумел обнаружить этот адрес, то только благодаря моему доброму старому опыту детектива. Обзванивая университеты, издательства и антикварные лавки Амстердама, я сумел установить круг общения Дирка ван Рейсевейка через его доброжелательных коллег. Они знали этого пожилого историка, который зарабатывал на жизнь переводами специальной литературы, консультациями по предметам старины и по редким манускриптам. Если верить им, он был человеком странным и нелюдимым. То, что он интересовался, в частности, сатанизмом, было не известно никому из тех, с кем я разговаривал. Дирк ван Рейсевейк жил на набережной канала Кайзерсхрахт со своей значительно более молодой женой, которая была его личным помощником. По-видимому, именно эта женщина сейчас и пыталась захлопнуть дверь перед моим носом.
40
«Торговцам вход воспрещен. Уходите!» (нидерл.)
— Можно встретиться с Дирком ван Рейсевейком? — еще раз спросил я.
Она стояла как каменная глыба. Может быть, она глухая?
Я крикнул:
— Дирк ван Рейсевейк?
Во взгляде ее появился гнев.
— Я пришел поговорить о Евангелии Люцифера.
Она вздрогнула, как будто я просунул в щель руку и схватил ее. Проходящие стали более внимательно смотреть на меня. Катер с туристами прибавил скорость.
Дверь захлопнулась.
В удивлении стоял я на ступеньке и смотрел на закрытую дверь. Я чувствовал себя нежеланным коммивояжером, проклинаемым миссионером, отвергнутым женихом. В конце концов я написал свое имя и номер
Все еще ошеломленный и растерянный из-за негостеприимного приема, я перешел на другой берег и двинулся в сторону порта. Из переполненных баров тянуло запахом гашиша, сладкой мечты. По дороге я зашел в интернет-кафе и проверил почту. Потом сел за столик на улице и заказал пиво, которое стал пить под солнышком, поглядывая на проходящих дам.
Ни одна из них не посмотрела на меня.
Не буду хвастаться, что я — Казанова. Я побаиваюсь женщин. Дело не в том, что я их не люблю. Но очень уж они навязчивые. Если ты им нравишься, то они желают обладать каждой клеточкой твоего тела. И ожидают того же с твоей стороны. Они обрушивают на тебя всю нежность и любовь. Они хотят держать твою руку в кино. Владеть тобой. Брать тебя в «ИКЕА». Те женщины, которые интересуются мной, — бог знает, что они во мне находят, — делают это скорее из сострадания, чем из страсти. Они выключают свет, когда занимаются со мной любовью, так что могут представить себе на моем месте кого-то другого. Самая долгая связь в моей жизни длилась четыре месяца. Со мной трудно жить. Некоторые люди созданы для того, чтобы жить в одиночестве. Ни одна из моих возлюбленных не сказала прямо, но все думали, что я странный. Я сам по себе. И речь не о том, как выжимать из тюбика зубную пасту. Я всегда в стороне. Не только потому, что меня долгое время выживали разные «добрые» люди, а потому, что мне там хорошо. В стороне. Я из тех, кто стоит в стороне на школьном дворе, кто с ужасом ждет урока физкультуры, кто остается невыбранным, когда капитаны отбирают себе игроков в футбольную команду. И дело тут не в альбинизме. Не в плохом зрении. Не в расшатанной психике. Просто я не хочу навязываться там, где меня не ждут.
Я допил пиво, вернулся в гостиницу и лег в постель размышлять, как мне установить контакт с Дирком ван Рейсевейком.
— Господин Бьорн Белтэ? — раздался в телефонной трубке старческий голос, тусклый и слабый.
Я прижал мобильник к уху, чтобы слышать лучше.
— Да, это я?
— Goedemiddag! [41] — картаво сказал он по-нидерландски и перешел на английский. — Меня зовут Дирк ван Рейсевейк.
41
Добрый день! (нидерл.)
Я вздрогнул и вскочил:
— Спасибо, что позвонили.
— Я предполагаю, что вы — тот Бьорн Белтэ, о котором я читал в археологических изданиях.
— Это я.
— Goed! [42] Я так и подумал. Прежде всего хочу извиниться за негостеприимный прием. Она очень осторожна. И подозрительно относится к посторонним. Vrouwen! [43] У дверей толпится так много странных людей. Она ничего плохого не имела в виду. И все-таки приношу свои извинения. Иногда она перегибает палку.
42
Хорошо! (нидерл.)
43
Женщина! (нидерл.)
— Забудьте.
— На вашей визитной карточке я вижу название — Евангелие Люцифера. Вот так сюрприз! Я очень давно ничего не слышал о нем.
— Вы знаете о существовании этого манускрипта?
— Natuurlijk! [44]
— Ятак и думал.
— Полагаю, ваш приезд связан с убийствами Кристиана Кайзера, Тараса Королева и бедняжки Мари-Элизы Монье?
— Вы осведомлены лучше, чем полиция, ван Рейсевейк.
44
Конечно! (нидерл.)