Евангелие от Кирилла

Хадзис Юра

– Ты это хорошо сказал. А ты совсем еще молодой. Наверное, и неженатый.

– Нет. А ты?

– Женат. Жена с бременем поехала к родителям в Вифанию-портовую. Хорошо. Наверное, уже родила там. В ее семье все женщины должны рожать в Вифании.

– Почему?

– Так им рек пророк Одетта.

– Еще при древнем Царстве? Так давно?

– Она из древнего рода. Увижу ли я когда-нибудь мое дитя, плод мой.

– Хватит, вставай, – Иисус резко поднялся, словно недовольный чем-то.– Надо идти.

Закхей замолчал и быстро встал.

– Я готов.

Иисус

вынул из кольца вставленный туда факел.

– Иди за мной и не шуми.

– Хорошо, хорошо. Ты добрый, очень добрый.

Иисус, не слушая его больше, первым стал подниматься наверх.

Осторожно пройдя через привратную, они оказались на улице Иерусалима. Это была боковая улочка, довольно узкая для большого города, но она своим концом упиралась в широкую улицу, ведшую к Храму. Иисус хорошо знал эту улицу, по ней в праздничные дни шли паломники на поклонение. Тогда на ней бывало шумно. Сейчас же стояла тишина, и тьма окутывала все вокруг, только выломанные ворота, валяющиеся дальше по мостовой, напоминали о недавнем сражении.

В молчании, стараясь держаться стен, Иисус и Закхей быстро пошли, направляясь к восточным воротам. И если Иисус шел хоть и осторожно, но уверенно, то Закхей заметно отставал. Он все больше потел, ноги его немели от страха и подгибались.

Египтянин был бы плохой стратег, если бы не поставил стражу у городских ворот.

К счастью Иисус знал одного из стражников. Узнав его в свете костра, он заговорил первым.

– Мир тебе, Ахим.

– А, Иисус, – живо ответил тот, сонно щурясь. – Что ты здесь делаешь в такое время?

– Раббони послал меня за маслом на Масленичную гору. Пока дойду туда, солнце начнет всходить.

– К чему такая спешка, брат?

– Масло нужно покупать отстоявшееся, пока маслодавка не начала работать, и его не помешали с только что выдавленным.

– Вот не знал. Теперь и я буду так делать. Спасибо, что научил. А этот тоже с тобой?

– Его послал равви Аса, друг моего раббони.

– Смешно ты зовешь его, по-галилейски.

– Я сам из Назарета.

– Тоже смешно.

– Открой ворота, мы пойдем уже. Давно пробили третью стражу, а мне нужно вернуться к молитве.

– Мне ли не знать про это. Пойдем, я выпущу тебя.

Остальные стражники лишь слабо зашевелились у костра. Иисус, вслед за Ахимом обошел их и пошел к воротам.

Ахим, отпирая калитку, еще раз посмотрел на его спутника.

– Слушай, Иисус, а он здоров? Что-то он выглядит больным.

– Он всегда такой, – ответил Иисус, пригибаясь и проходя в калитку.

Закхей догнал его уже снаружи, среди полей и деревьев.

– Спасибо, – горячо зашептал он.– Ты спас меня, и я хочу отблагодарить тебя.

– Иди и постарайся жить праведно, – сказал Иисус, останавливаясь.

– Да-да, конечно, и отец мой мне так же говорит.

– Прощай, сын отца, ты никогда ничего не поймешь.

Иисус подтолкнул сына мытаря.

Деревья скрывали от них стены Иерусалима с его кровью и ужасами. В небе светила луна, круглая, как блюдо. В ее сероватом свете ветви деревьев сплетались в мрачные

фигуры. Это пугало Закхея.

– Слушай, брат, – повернулся он к Иисусу. – Пойдем со мной. Тогда я отдам тебе все, чем владею, И все, чем буду владеть.

– Искушаешь меня? – Иисус засмеялся. – Ты не владеешь ничем, кроме своей души и своего тела. Прощай, – он первым повернулся назад.

– Нет, это не так, ты не знаешь…

Иисус побежал и свернул за изгородку, скрывающую инжирный сад.

Ему не хотелось так быстро возвращаться, тем более, что он соврал стражникам у ворот. Тут он увидел дыру в изгороди – кто-то в пылу битвы решил разжиться инжиром. Пролезая сквозь нее в сад, Иисус оглядывался из осторожности. Среди деревьев, в мраке, мог прятаться и вооруженный римлянин, а не только такой бедолага, как безобидный сын сборщика податей. Но сад оказался пуст – ни души человеческой, лишь ветер с сухим шелестом колыхал тяжелую листву.

Стоял жаркий месяц элул – шестой месяц лунного календаря. Ветви смоковниц никли от спелых плодов, трава у корней высохла и мягко стелилась под рукой.

Иисус тихо опустился на нее, прислонясь к стволу старой смоковницы, и сам затих, как все в ночи. Он только дышал и думал, наслаждаясь покоем и одиночеством. Он знал, что Закхей ушел, знал, что он уже никогда не вернется в Иерусалим. Предчувствие давалось ему легко, он был уверен в правдивости своих предсказаний и ни разу не обманулся.

Он с прежней силой любил своего небесного отца – тем более, что земная мать отвернулась от него. Она больше не принадлежала ему, у нее были другие дети, а у Отца он был единственный.

Отец прислал его в мир, чтобы спасти людей. Но он молод, его никто не слушает. Слушают таких, как Египтянин, больших, сильных, с длинной бородой, тех, кто говорит много и громко. Люди верят седым волосам и поясу назорейства. Святыми считаются постные лица и громкое молитвы.

Если бы Отец захотел, то родил бы его сразу таким, но он создал его молодым и мятежным. В его груди билось сердце, полное любви к людям, он был силен для своего возраста, высок и строен. Он полон стремлений, он знает путь к спасению, он и есть тот путь, но люди слепы и глухи. Они пошли за Египтянином, и он тоже пошел, а должен был сам вести. Отец покарает его за это. Иисус готов ко всему. Но пусть за карой последует благодать израненному Израилю, пусть накажут его одного, пусть Египтянин воцарится на Давидовом троне, лишь бы и на земле обетованной воцарился мир.

Иисусу стало жарко в душной ночи. Божии пророки жили долго, но его Отец заберет к себе быстро – это Иисус знал с детства. Поэтому он так спешил.

Сейчас он тоже вошел в то состояние беспокойства, которое толкало и гнало его по свету. Ему словно не хватало воздуха, он вскочил, оттянул ту ветошь, которая прикрывала его грудь и рванулся из сада.

С шумом отскочила от пролома и бросилась вон бродячая собака. Она ожидала преследования, но, обернувшись, увидела, что странный человек бежит прочь от нее. На этот раз ей повезло – ни камень, ни палка не покалечили ее старых боков.