Евангелие от рыжего кота
Шрифт:
— Я знаю, кто это сделал, — сказал Жан, а Раймонд ему ответил: — Я тоже знаю.
Раймонд, с Марией на руках, отправился к воротам крепости, где сговорился с греком, который отвёз их в порт Лимиссо. Венецианский кораблю «Святой Петроний» собирался покинуть порт, когда к трапу подбежал Раймонд с Марией на руках.
— Вы берёте пассажиров? — спросил он у капитана.
— Берём, если они не воруют невест, — рассматривая рыцаря-госпитальера, весело ответил капитан Доменико, и дал команду убрать швартовы.
Им выделили каюту, и Раймонд положил Марию на боковую кровать, а сам опустился на колени и застыл, спрашивая у Бога благословения. Он остался один, чтобы оберегать Марию, а рубин вне зоны их досягаемости. Ассасин,
Мария проснулась неожиданно, но Раймонд обрадовался, точно ему самому возвратили жизнь. Мария, ощущая колебания корпуса корабля, удивлённо спросила:
— Где мы?
— На корабле, — ответил Раймонд и затаился, так как дальше последуют тяжёлые вопросы.
— А где брат Гуго? — спросила Мария и помрачнела: её память услужливо напомнила вчерашний день.
— Это я виноватая, — сказала Мария, заливаясь слезами.
— В том, что случилось, твоей вины нет, — сказал Раймонд, обнимая сестру Марию, — моя вина больше – я тебя не защитил.
Он рассказал, что знал, а потом они постояли, обвиняя себя в душе, после чего Раймонд вспомнил и полез в карман, откуда достал засохшую булочку.
— Это тебе передал Гуго, — сказал он, а у Марии ещё больше потекли слёзы. Она отщипнула кусочек хлеба и пожевала, словно отдавая дань своему храброму другу. Госпитальер тоже отщипнул кусочек булочки и жевал, опустив глаза на хлебец – последний подарок Гуго.
Внезапно, Раймонд заметил красную искорку, мелькнувшую в булочке, и подумал, что в ней начинка из красной ягоды. Когда он поднёс её к свету, то увидел, что из булочки торчит кусочек кожаного ремешка. Он потянул его и вытащил из булочки сердце из рубина. Мария, удивлённая фокусом Раймонда, во все глаза смотрела на него, ничего не понимая. Он и сам вначале не понял, а потом сообразил, что Гуго, видимо, заметил Хасана аль-Каина раньше, приоткрыв дверь, а потом запихнул рубин в булочку и отдал её ни о чем не подозревающему Жан ле Мену, проходившему мимо, а сам принял бой с ассасином.
Хасан аль-Каин стоял на палубе, опираясь на перила, и смотрел на портовую суету, освещённую заходящим солнцем. Рядом, борт о борт, качался на волнах венецианский корабль с золотым гербом на корме, который тоже собирался отплывать. Загорелый капитан подгонял матросов, которые грузили последние бочки в трюм. Патрон, с парой матросов, возился возле косого паруса фок-мачты, выверяя галс [22] , чтобы вытянуть корабль на рейд. Хасан отвернулся от борта, наблюдая, как выбирают якоря на его судне, которое, освобождаясь от оков, медленно дрейфовало в море.
22
галс — движение судна относительно ветра
Впервые его терзали сомнения.
Он теребил на шее золотую цепочку, носившую когда-то Рубин Милосердия и доставшуюся ему от маршала Матье де Клермона, и думал о том, что он сделал неправильно. Не подлежало сомнению, что у глупой тройки госпитальеров и святоши-монашки не имелось никаких шансов улизнуть от Хасан аль-Каин. Истинно и то, что у них не имелось рубина. Его, Хасан аль-Каина, пустили по ложному следу, заставив гнаться за миражом. Какай нормальный человек отважиться доверить реликвию женщине-монашке и трём балбесам-госпитальерам, которых обвести вокруг пальца – раз плюнуть. Он вспомнил лицо сержанта, Гуго де Монтегю, который, отбиваясь от ударов
Правда, Хасан аль-Каин не знал, что нажимая на шее Марии-Агнес-Катрин де Морель нужную точку, его палец дрогнул, отчего она заснула не так, как нужно. Не знал и о том, что Раймонд де Торн не пьёт вино, так как от данного продукта у него возникает сыпь по всему телу.
Корабль выплыл на рейд порта Лимиссо и матросы разворачивали паруса, чтобы отдаться береговому попутному бризу, а Хасан аль-Каин окинул взором порт, словно запоминая каждую чёрточку. К венецианскому кораблю, который стоял по соседству в порту, нёсся какой-то опоздавший, с грузом на руках. Незнакомец взбежал по сходням и Хасан почему-то с сочувствием подумал: «Успел!» — рассматривая увиденное, как гонки арабских жеребцов.
Он очнулся ночью. Вытащив из кармана огниво, он на ощупь нашёл свечу, свалившуюся со стола на пол, и зажёг её. В комнате полный раскардаш, только посредине кто-то убрал мусор и уложил его.
«Спасибо Богу, что в чистоте!» — поблагодарил незнакомца сержанта Гуго и тут же увидел его. Упираясь на стену, храпел сосед, Жан ле Мен, в руках которого Гуго заметил чётки. Видимо, отпевал почившего Гуго де Монтегю, да так и заснул.
«Это, что же, живым хотел меня похоронить?» — возмутился Гуго и опустил взгляд на свою рану. Вид развороченной и окровавленной плоти не порадовал его, но, слава Богу, Гуго остался в сознании. Он не стал будить Жана ле Мена, а принялся рыться в раскиданном мешке со своими вещами. Он не имел при себе учеников, так как их нужно кормить из своего кармана, поэтому всё добро носил с собой. Покопавшись, Гуго нашёл костяную иголку и тонкую нитку, а затем принялся себя зашивать. Уверенности в том, что это сделает Жан ле Мен и него не имелось, поэтому он положился на себя. Первый прокол вызвал такую боль, что Гуго чуть не завыл, как зверь, а на глаза накатились слёзы. Продолжая благодарить Бога за то, что тот дал ему ещё один шанс на жизнь, Гуго делал большие стежки, отчего шрам становился грубым и корявым. Впрочем, красота тела в данную минуту Гуго не беспокоила, так как он старался быстрее закончить свою кровавую работу.
Когда сержант закончил шить, то немного передохнул, а потом вытащил из мешка стеклянный сосуд, закрытый пробкой. Эликсир, содержащийся в нем, состоял из живой воды и фиолетового камня с Везувия, который болтался в сосуде. Не жалея, Гуго полил шов на кровавой ране и закричал, уже не сдерживая себя. Жан ле Мен вскочил, как безумный, и, широко открыв глаза, кричал, указывая перстом на Гуго: «Дьявол! Дьявол!».
— Успокойся, это я, Гуго! — слабым голосом пролепетал сержант и его тихий голос подействовал лучше крика: Жан окинул взглядом шов через всю грудь и спросил:
— Ты, что, сам себя зашил?
Гуго не стал объяснять очевидное, а спросил сам:
— Ты отдал хлебец Марии?
— Да, когда тебя обнаружил Раймонд де Торн, — сказал Жан, потрогав сержанта, и убедился, что Гуго более чем жив.
— Где он сейчас? — спросил обрадованный сержант, и Жан тот час ответил: — Он, вместе с Марией, отправился в порт Лимиссо.
«Хорошо, точно так же я сделал бы сам!» — подумал сержант, но, всё же, укорил Раймонда де Торна: «Что же ты не присмотрелся ко мне? Я, ведь, живой!»