Евангелие от рыжего кота
Шрифт:
— Мне следует знать, по каким делам плывут пассажиры, в остальном вы вольны распоряжаться собой, как знаете.
— Мы распространяем Христову веру, — сообщил Раймонд, а венецианец улыбнулся и спросил, показывая на меч госпитальера: — Распространяете с помощью меча?
— Пути господни неисповедимы, — смиренно сказал Раймонд, опустив глаза.
На палубу, щурясь, вышла сестра Мария, которая поздоровалась с капитаном и благословила команду на безопасное плаванье. Загорелая команда судна больше походила на пиратов, чем на матросов, а когда они, как сороки, говорили на своём музыкальном наречии, то Марию так и тянуло засмеяться. Тем не менее, новую пассажирку провожали с любопытством, но вполне дружелюбно, считая её родственницей капитана.
— Как хорошо, — сказала Мария,
Раймонду и самому не хватало сержанта и Дюдона де Компса, так как с ними он крепко сдружился в крепости Акко.
— Обед в моей каюте, — сообщил капитан Доменико, провожая их взглядом. Они спустились в каюту и помолились за своих друзей, отчего на душе стало немного чище и светлей. Раймонд де Торн с горечью думал о том, что ему одному придётся отвечать за безопасность сестры Марии. Следует найти тихое место где-нибудь в Восточной Римской империи и ожидать, если за рубином кто-либо явится. Правда, в то, что за данной реликвией, как говорил маршал Матье де Клермон, кто-то явится, Раймонд не верил. Несмотря на своё неверие, госпитальер собирался в точности выполнять то, что ему велели, и защищать сестру Марию до конца дней своих. То, что сестра Мария ему нравилась, он попытался скрыть молитвой, которую он прочел для укрепления своего душевного равновесия.
Дни потянулись за днями и Мария, вместе с госпитальером, привыкла к обычному расписанию корабля, если не считать похода в гальюн, куда смущалась ходить днём. Она отправлялась на нос корабля в сопровождении брата Раймонда после того, когда команда засыпала. Капитан, узнав о таком конфузе, приказал левый гальюн закрыть для команды и оборудовать только для дамы, что матросы с удовольствием сделали, соорудив перегородку и дверцу.
Долгое плаванье позволяет узнать многое о команде и её капитане. Несмотря на то, что последний относился к своим пассажирам с радушием, а в манерах отличался любезностью, редкие, совсем не пуританские взгляды, которые бросал капитан на Марию, думая, что за ним не наблюдают, пугали Раймонда де Торна своей скабрезностью. Капитан вёл частые беседы с Марией на религиозные темы, позволяя себе отходить от догматов веры, чем вызывал у Марии искреннее желание вразумить заблудшего. По мнению Раймонда, капитан чересчур много времени уделял сестре Марии, подозревая, что интерес у него совсем не богоугодный, а относится к страстям мирским. Наблюдая за этим, Раймонд чувствовал, что внутри у него поднимается горячая ревнивая волна.
Корабль вёз в Тану тюки одежды, рулоны камлота, сироп рожкового дерева в сосудах из Кипра, серебряную и золотую посуду из Венеции, женские шелковые наряды из Сирии, оливковое масло из Тосканы, сукно из Ломбардии, амбру из Андалусии и даже несколько бивней из Африки. В ящиках на носу хранились различные пряности: гвоздика; черный и красный перец, имбирь, корица, мускатный орех. Капитан, перечисляя, то, что он везёт, с некоторой гордостью называл очередной груз, наблюдая за реакцией Марии.
Всё это добро, как и корабль, принадлежало третьему пассажиру, купцу из Венеции Микеле Дандоло, который отличался скромностью и обедал у себя в каюте сам на сам. Во время своих прогулок по кораблю он ни с кем не разговаривал, а моряки предпочитали молчать при его появлении и облегчённо вздыхали, когда он уходил себе в каюту, рядом с капитанской. С другой стороны от жилища капитана находилась каюта Марии и Раймонда. Приглашая к себе на обед, капитан Доменико, обычно, стучал в перегородку.
Через несколько недель, миновав бесчисленное множество островов, корабль зашел в Геллеспонт, придерживаясь правого берега. Венецианский купец Микеле Дандоло, доселе сидевший в каюте, приободрился и надел тёмно-красный бархатный костюм, ожидая прибытия корабля в Авидос. С византийской таможней никто ссориться не желал, так как нелегальный ввоз товара грозил конфискацией корабля, «Святого Петрония». Микеле Дандоло собирался продать часть товара на традиционном панигире [24] в Авидосе, кроме того, хотел присмотреться к товарам, который
24
панигир — всенародное празднество, ярмарка, рынок, место, где запасаются товарами, продовольствием (Византия).
25
Кафа — порт в Крыму, ныне Феодосия
Раймонду казалось, что моряки приходятся капитану родственниками. То же самое относилось и к Микеле Дантоне, который вёл себя с капитаном вполне по-свойски, а иногда, как слышал Раймонд, они выпивали друг с другом бутылочку вина. Госпитальера тоже приглашали, но он отказался, так как для него спиртные напитки – яд. Он не знал, поверили ему или нет, но после этого капитан держался с ним подчеркнуто корректно.
В Авидосе задержались на несколько дней, и Раймонд де Торн отважился сходить с Марией в город. Они не вызывали особого интереса у многоликой толпы, говорящей на всех языках Средиземноморья, только белые кресты на черном плаще Раймонда вызывали у прохожих недоуменные взгляды. Несмотря на то, что прошло много лет после крестового похода на Константинополь, крестоносцев в городе не любили. Наблюдая оживлённый город, Раймонд снова подумал о том, не остаться ли им здесь, в Восточной Римской империи, откуда легко добраться в любую точку мира.
Правда, такая лёгкость грозила тем, что их может найти ассасин Хасан аль-Каин, с которым, в присутствии Марии, Раймонд де Торн не желал встречаться. Размышляя об этом, Раймонд понимал, что им придётся путешествовать дальше, чтобы найти более удобное и безопасное место. Иногда его посещала мысль, что за Рубином Милосердия никто не придёт, а слова маршала Матье де Клермона – горячечный бред раненого человека.
Прошли несколько дней и Микеле Дандоло закончил торговые дела. Корабль поднял якорь и расправил паруса, следуя дальше по Пропонтиде, направляясь в столицу Восточной Римской империи, Константинополь. Госпитальер, рассказывая за обедом о своём посещении Авидоса, спросил у капитана Доменико Секьявро о подозрительных взглядах горожан при виде его креста.
— Здесь проповедуют православие и не любят крестоносцев, — сообщил Доменико, а потом прищурил глаза и спросил:
— Насколько я понял, вы от кого-то скрываетесь? Вам следует сменить одежду, иначе вас легко проследить.
Раймонд промолчал, а Мария, покраснев, низко склонила голову. Госпитальер знал, что капитан прав, и с досадой подумал о том, что не догадался об этом сам. Когда обед закончился, и они с Марией вернулись в свою каюту, то через некоторое время услышали стук в стенку. Встревоженные, Раймонд и Мария вернулись в каюту капитана и увидели перед ним разноцветную кучу одежды.
— Мария, с согласия Микеле Дандоло я хочу вам предложить примерить одежду, возможно, вам что-то подойдёт, — с этими словами Доменико водрузил кипу на руки Марии, которая не знала, что с ней делать.
— Капитан прав, сестра Мария, — сказал Раймонд, — примерь, а я заплачу Микеле.
— Вы мне не чужие, Раймонд, и скрасили моё одиночество в пути, позвольте это всё подарить Марии, — так искренне сказал Доменико, что Раймонд не мог протестовать. Покрасневшей Марии ничего не оставалось, как удалится в свою каюту, и примерять первое платье. Когда она поднялась на палубу, то онемел не только Раймонд, но и вся команда. Голубое шелковое платье, под действием лёгкого ветерка, мягко обволакивало фигуру девушки, точно она Афродита, богиня воды. Её тело, точенное из слоновой кости, казалось прозрачным и светилось изнутри. Кто-то из моряков случайно закашлялся, нарушая тишину, и ему дали под ребро, чтобы заткнулся. Капитан, наконец, приобрёл способность мыслить и сказал: