Евангелион: фантазия на тему финала
Шрифт:
Рицко нажала клавишу отбоя.
— В данный момент первое дитя находится в минсюку Ватанабэ. Рэй закрылась в своём номере и никого не хочет видеть. Второе дитя там же, в холле, ждёт дальнейших указаний. Телефон Протектора отключён, мы не можем ни связаться с ним, ни определить его местонахождение.
Председатель Киль угрюмо молчал, положив руки со сцепленными пальцами на сенсорный стол. Акаги, Робертсон и Кляйн тоже молчали, ожидая распоряжений председателя. Рицко пребывала
— Кому принадлежала гениальная мысль форсировать события? — нарушил молчание председатель.
— Второе дитя, — ответила Рицко. — По крайней мере, лично у меня сложилось именно такое впечатление.
Киль досадливо крякнул, и в кабинете снова нависло молчание. Казалось, тишина была самостоятельно мыслящей и действующей субстанцией — незаметной, но коварной и опасной. Она заполняла всё помещение, она давила, она вытесняла воздух, она не давала дышать и вдруг взорвалась требовательным телефонным звонком.
Робертсон нажал клавишу вызова. Председатель не сказал ни слова — на время совещаний отключались звонки от всех абонентов, кроме самых нужных. Значит, это что-то действительно важное. И, скорее всего…
— Докладывал наш агент, — майор убрал телефон. — Сэр, мы нашли его. Он возвращается в кафе.
— Но там уже никого нет.
Рицко выложила «Вектор-Вест» на стол перед собой.
— Значит, он позвонит одному из нас.
Синдзи закончил рассказ, и Нацки смерила его ледяным взглядом.
— Ну ты и бабник.
Тоскливое выражение на его лице сменилось удивлением и она, предупреждая возмущения и возражения, махнула рукой.
— Ладно, проехали. И чего ты завёлся? Объясни мне, пожалуйста.
— Как «чего»? — удивился он непонятливости собеседницы. — Она же пыталась использовать меня!
— С чего ты взял?
— Ну я же тебе рассказывал!
— И что? Когда Гато-сенсей попросил меня занести мел в классную комнату, он что — использовал меня?
Синдзи растерялся.
— Нет, но…
— Вот именно! Ты что, любую просьбу так воспринимаешь?
— Нет, но… Подожди, не перебивай! Она меня поцеловала! При всех! Она хотела сыграть на моих чувствах!
Нацки опять заглянула ему в глаза.
— На каких?
Синдзи смутился и отвернулся.
— Не твоё дело.
— Понятно. Ты любишь её.
— Да ничего я..!
— Не спорь. Именно поэтому тебя так задел её поступок.
— Да нет никакой любви вообще! Есть только обмен! Договор!
— Какой договор?
Синдзи внимательно разглядывал поверхность парты.
— Такой! Не важно…
— Да ладно тебе! Рассказывай давай. Сказал «А», говори
Он вздохнул и вкратце пересказал точку зрения Маньки на гендерные взаимоотношения.
— Ну, ты и фрукт! — изумилась Нацки. — Пользуешься тем, что родители далеко, и водишь проституток на квартиру?
— С чего ты взяла? — ошарашенно пробормотал Синдзи.
— Психология. Ты ведь не сам придумал этот бред, верно?
— Какая разница? — он в некоторой растерянности припомнил род занятий Маньки.
— Такая. Любой преступник оправдывается тем, что это не он плохой — это мир такой. Мне отец рассказывал. И любой неудачник, между прочим, оправдывается так же. Ну, признайся — не сам ведь придумал?
— Не важно, — насупился Синдзи.
— Ещё как важно! Что такое «профессиональная деформация» — слышал?
— Ну, слышал. И что?
— А то, что та, от которой ты этот бред выслушал, уже не способна воспринимать мир по-другому! Кто это был? Дешёвая шлюха, так ведь?
— Не говори так.
— Значит, я права. Но ведь эта твоя Рэй — она ведь совсем не такая, правильно?
— Ну.
— Баранки гну! Такая или нет?
— Нет. И что?
Нацки тяжело вздохнула.
— Извини, конечно, но ты точно тормоз. Ты представляешь, что значит для девчонки поцеловать парня при всех?
Синдзи неуверенно пожал плечами.
— А это значит, — горячо продолжала староста, — что она готова перед всем человечеством признаться в любви к нему. Это значит — она любит его так сильно, что ей плевать на мнение всего мира. А чем ответил ты? — она всплеснула руками. — Сбежал!
Нацки успешно компенсировала прорехи в логике своей речи страстью и напором. Подумав, она негромко добавила:
— Хорошо, если просто сбежал, — и подозрительно посмотрела на Синдзи. — Ты ведь не успел ничего наговорить или сделать?
Тот виновато опустил взгляд. Нацки испустила тяжёлый вздох, плавно переходящий в глухое рычание.
— Кр-р-рети-ин!
— И что теперь делать? — он с надеждой посмотрел на неё, ожидая дельного совета и толковой подсказки.
— Как — «что»? Просить прощения, конечно! Выслушивать про себя всякое. Снова просить прощения. Кстати, в знак извинения неплохо бы спасти мир или достать звёздочку с небес.
Синдзи озадаченно почесал затылок.
— Звёздочку, говоришь? Где ж её взять-то?
— Для начала можно обойтись цветами, — смилостивилась Нацки. — Только розы, наверное, лучше не брать.
— Это почему?
— Потому что если она съездит этим букетом тебе по физиономии, что, кстати, ты заслужил, то останутся царапины от шипов.
— Ого.
— Ладно, я шучу. Главное, не тяни с извинениями.
— А если не простит?
— Поговорить надо в любом случае. Расставишь точки над «i», по крайней мере.