Эвиал
Шрифт:
«Аминь!» — дружно подхватили палачи. «Аминь!» — хрипло прокаркал секретарь. Подсудимая молчала.
— Начнем же, — повторил инквизитор. — Признаешься ли ты, Риеда, дочь Камлая, что, находясь в храме Спасителя, во время молитвы, здравию приверженцев Истинной Веры посвященной, наряду с именем Архипрелата Истинного, помянула ты имя Архиересиарха Аркинского? Да поглотит его Тьма, которой он усердно служит!
Женщина не ответила. По знаку Грелана один из палачей положил в жаровню тиски для расплющивания пальцев. Инквизитор продолжил:
– По свидетельствам Истинных чад Святой Матери Нашей — Истинной Церкви Спасителя,
Подсудимая, наконец, подняла голову и обвела всех присутствующих полубессмысленным взглядом, словно пытаясь что-то понять.
– Сын мой! Что с ним!? Что с моим сыном!? — неожиданно закричала она, извиваясь на дыбе насколько позволяли верёвки.
Двое палачей начали крутить ворот, растягивая тело несчастной, третий же, выхватив из жаровни раскалённые тиски, грубо сдавил ими палец на ноге женщины. Вопли превратились в бессвязный вой.
Грелан спокойно наблюдал за пыткой. Он уже привык к подобному — многие еретики обретали на допросах в Инквизиции бесноватую ярость, но ни кому она так и не помогла.
Когда крики затихли, палачи, по знаку главы Трибунала, ослабили верёвки, и кости, вырванные из суставов, с резкой болью вернулись обратно. Но женщина, лишь вздрогнув всем телом, промолчала.
– Сын твой? — переспросил инквизитор. — По правилам положено огнём проверить, насколько нечестивые ритуалы осквернили его душу. Но! — торжественно возгласил Грелан. — Его устами говорил сам Спаситель, значит — душа дитя твоего непорочна. И если осталась в сердце твоём хоть капля материнской любви, то возрадуешься ты за него! Ибо передан он на воспитание в Арвестскую консисторию Святой Инквизиции, и, повзрослев, вступит он в благословенные Спасителем ряды святых братьев, искореняя грехи людские и приближая Царствие Божие на наших многострадальных землях!
– Неееет! — опять закричала женщина. — Убейте его! Лучше убейте! Будьте вы прокляты!
Вновь заскрипели верёвки, разрывая тело женщины. Третий же палач просто заткнул её рот заранее заготовленным кляпом.
— Отметьте, отец Бренью, — обратился глава Трибунала к секретарю, — подсудимая желает смерти своему ребёнку — будущему инквизитору. Кроме того, она попыталась навести порчу на праведный суд. Полагаю, что разбирательство можно считать оконченным.
И больше не глядя на распростершуюся на дыбе женщину, палачи так и не ослабили верёвки, отец Грелан вынес приговор.
Промозглый северный ветер, дувший с моря Ветров, снова гнал на Арвест тяжёлые снеговые тучи. Наступившая весна была ему не указ. Гнулся под яростными порывами недалёкий лес, за которым вздымались громады Железных гор. Гнулся и другой лес, поближе, — каждое дерево являло собой виселицу с болтающимся в петле человеком. Скрипели верёвки, не давая телам еретиков вновь осквернить собой землю.
Прижимающиеся к стенам домов люди, торопливо шедшие куда-то по своим
— Да не угаснет пламень Истинной Веры в твоей душе! — проговорил инквизитор, привычным жестом осеняя знаком Спасителя стоящую перед ним женщину с младенцем. Лицо её уродливыми пятнами иссекли следы недавней оспы, ниспосланной Господом за грехи горожан, предавшихся аркинской ереси. Эпидемия во многом поспособствовала армии Истинной Церкви, более месяца назад взявшей Арвест.
Исхудалый младенец истошно вопил, красное от натуги лицо покрыто испариной, странной при таком холоде и ветре. Редкие снежинки, попадая на его щеки сразу же таяли, добавляя новые капли. Верный признак болезни.
— Аминь! — закончил инквизитор. Символ Спасителя — не роскошная золотая перечёркнутая стрела, изукрашенная рубинами цвета свежей крови, как у аркинских прелатов — обычная деревяшка, почерневшая от влаги, а не от времени, с погрызенными краями, не иначе жуки-древоеды постарались, слабо замерцала желтоватым светом.
Женщина, с лица которой исчезли оспины, прижимая к груди притихшего младенца, рухнула на колени перед инквизитором. Не обращая внимания на вцепившуюся ледяной хваткой в прикрытые лишь лохмотьями ноги грязь, она попыталась облобызать край замызганной серой рясы. Но сильная рука без труда подняла её невесомое от голода тело.
— Не меня благодари, а Спасителя! — с лёгким упрёком произнёс принёсший избавление голос.
Женщина, улучив момент, поцеловала висящий на шее инквизитора символ и, бормоча истовые молитвы, побрела прочь, прижимая к себе мирно спящего младенца.
– Как вы можете здесь стоять, отец Грелан? Холодно и мерзко. — Из здания Трибунала, кутаясь в одеяние инквизитора, выбрался пожилой мужчина.
– На всё воля Спасителя, отец Бренью. Ведь только познав плохое, мы можем оценить хорошее. Хотя такая погода мне нравится. Ветер с моря разогнал вонь, идущую от протухающих на виселицах тел еретиков. Впервые за последний месяц можно насладится свежим воздухом, — Грелан глубоко и с удовольствием вдохнул.
– Может быть, может быть… — неуверенно покачал головой секретарь, и тут же изошёлся в жестоком приступе кашля, на грязную мостовую полетели крохотные окровавленные ошмётки.
– Вы ещё не решились принять мою помощь?
– Спасибо, — с трудом проговорил отец Бренью. — Я хочу излечиться сам. Молитвы приносят мне облегчение. Полгода назад я бы не менее часа провалялся на земле, заплёвывая всё вокруг кусочками лёгких.
– Спаситель вознаграждает преданных слуг своих, — согласился Грелан, благословив очередного подошедшего горожанина, который, испуганно оглядываясь на здание Трибунала, тотчас же зашагал прочь. — Тяжек наш труд, — инквизитор проводил взглядом удалявшегося мужчину. — Вот он — верный сын Святой Церкви, но тем не менее боится еретички, даже заточённой в темнице Инквизиции. А страх губит Веру, страх — верный путь к Тьме. Истинная Вера — в искренней любви к Господу нашему Спасителю и ко всем чадам его, пусть и отступившим от верного пути.