Эволюционер из трущоб. Том 4
Шрифт:
— Нехилые у вас цены, — покачал головой Гаврилов и выложил на стол необходимую сумму.
— Если хотите, могу налить первака. Стоит всего десять рублей за стопку, но на утро вы получите в подарок жуткое похмелье, да и желудок спасибо вам за это не скажет. А вы, кажется, хотели этого избежать, — вежливо ответил бармен и забрал купюру со стола.
— Тогда пусть остаётся настойка. — Гав кивнул, благодаря бармена, и залпом опрокинул стопку.
Сладковатая жидкость потекла по пищеводу, согревая его, а следом за сладостью появилось послевкусие в виде лёгкой кислинки.
Между тем, слева от Гаврилова разворачивалась настоящая трагедия.
— А ты чё? — спросил толстый мужик с сальными волосами.
— Да ничё. Нажрались мы, значит, со Степанычем, а на улице мороз. Он-то, собака сутулая, жену выгнал давно из дома, вот и пошел спать. А я на морозе остался. Думаю, ну чё делать-то? Не на скамейке же спать, в самом деле? — размахивая руками, рассказывал лысеющий мужик с бородавкой на носу.
— Стой, Петрович. Какой, нахрен, мороз? Октябрь только через неделю наступит, теплынь же. Ик! — икая, спросил третий мужик, телосложением похожий на кузнеца.
— Ты вообще чем слушал? Я ж говорю, в прошлом году, — возмутился Петрович. — Тьфу! Не мешай, блин. А то сбил с мысли. О чём я говорил-то?
— Степаныч свалил, а ты на морозе, — помог другу толстяк.
— А, ну вот. Короче, думаю, надо домой идти. Сугробы, метель метёт, жуть просто! Я, значит, плетусь кое-как по улице, вижу, в окне свет горит. Думаю, ну всё, щас жена скандал закатит. Подхожу ближе, и вижу, она на улице стоит. Говорю, ты чё тут, дура, делаешь? Замёрзнешь ведь! А она такая поворачивается. — Петрович повернулся к кузнецу взял его за плечи и потряс. — И говорит мне «Любимый, ты только не ругайся, я плиту забыла выключить, ну и у нас дом горит».
— Чё, прям так и сказала? — удивился толстяк.
— Не только сказала, а ещё и хату, к чертям свинячьим, спалила. Ты думаешь, поехал бы я жить к тёщё, если б у меня свой дом был? — выпалил Петрович.
— Выходит, тёща у тебя мировая баба?
— Да какой там, — отмахнулся Петрович. — Затюкали меня с женой. Мол, чё на жопе сидишь, уже бы давно на новый дом заработал. Паскуды.
— Соболезную, — покачав головой, сказал кузнец и поднял рюмку. — Тогда помянем хату твою.
— Ага, а ещё и беззаботную жизнь. Ведь по нашему времени попробуй на новый дом заработай. Хе-хе, — засмеялся толстяк.
— Да вот же, — печально отозвался Петрович и поднял рюмку. — Будем.
— Мужики, я тут краем уха услышал вашу историю, — сказал Гаврилов, приковав к себе взгляды, напрочь лишенные дружелюбия. Капитан тут же понял, что нужно навести мосты. — Ну и, как говорится, от нашего стола вашему. Бармен, бутылочку настоечки.
— Поллитра или литр? — поинтересовался бармен. Новоявленные товарищи Гаврилова, затаив дыхание, пытались понять, насколько щедрым окажется незванный гость.
— Литрушку. А знаешь что, давай две, — махнул рукой Гаврилов и выложил на стол две тысячи рублей. — Дядька помер, да деньжат немного в наследство оставил. Вот, хочу помянуть его, да не с кем. Так что, составите компанию?
—
— А как дядьку-то звали? Земля ему пухом, — поинтересовался Петрович.
— Константином. Но вы его не знаете, он в Тюмени жил, — состроив скорбную физиономию, ответил Гаврилов и откупорил бутылку.
Алая жидкость хлынула в рюмки и компания выпила. Крякнув от удовольствия, Петрович сипло заговорил.
— Ну, что тут скажешь? Спасибо дяде Косте за то, что не успел растратить все денежки. Иначе мы бы тут не встретились. Я Петрович, а это — Саня и Василёк, — представился он, и последовательно ткнул пальцем в толстяка, а потом и в кузнеца.
Выпили ещё по одной, а через полчаса первая бутыль настойки опустела. Полетели тосты за здоровье матерей, жен, за то, чтобы всё было и ничего за это не было, и так далее. Сидели весело, выпивали и не закусывали, так как закусывать было нечем. Капитан мог бы купить закуси, но зачем? Цель ведь напоить вусмерть новых знакомых, да послушать про душевные боли. А закусь только замедлит процесс.
— Мужики, я в городе человек новый. Решил переехать из Тюмени. Сами понимаете, народа валом, толкотня вот эта. Не люблю я, — заплетающимся языком проговорил Гаврилов. — Да и долги там у меня. Кредит платил-платил за покойную маменьку, да понял, что не тяну. Бросил всё к чёрту и переехал сюда.
— Эт ты правильно сделал! Тут тебя точно никто искать не станет. А занимал у Шульмана? — спросил толстый.
— У него, у проклятого, — согласно кивнул капитан.
— Падла пархатая, — выругался кузнец. — Я как-то с ним связался, думал, машинёнку куплю, извозом займусь, да по-быстрому долг выплачу. А он, сучонок такой, в договор пару строчек вписал — и чуть без штанов меня не оставил.
— Да, Василёк, удивляюсь я, как ты Светку к себе приворожил. Другая баба давно бы тебя из дома вышвырнула с такими бизнес-идеями, — покачал головой Петрович.
— Просто я в постели хорош, — усмехнулся кузнец.
— А ещё языком хорошо треплешь, — хмыкнул толстый.
— Язык и делает меня чертовски успешным в постели, — сказал кузнец, и компания дружно расхохоталась.
— Мужики, я вот чего хотел спросить. Как в городе-то живётся? Может, есть какая работёнка на складах, или гвардейцам чем помочь надо? — Гаврилов плавно направил беседу в нужное русло.
— Как живётся? Да хрен знает. Вроде, не голодаем, — почесав ухо, сказал Петрович. — Взрывы порой напрягают, а ещё беспокоит, что Архаров захочет отбить город.
— Да, рубка начнётся та ещё, — поддержал толстый.
— А когда Малышев город брал, не было рубки, что ли? — удивился Гаврилов.
— Да ну, так. Постреляли часика пол, а потом всё затихло. Слышал, что мэр города Архаровским гвардейцам подсыпал какой-то гадости в паёк, ну они и того…
— Померли? — уточнил Гаврилов.
— Да не. Вырубились. А кто не вырубился, тот помер, да, — пояснил Петрович и налил ещё по рюмахе. — В плену ребяток много сидит. А мэр, сука такая, из города сбежал. Тварь продажная.