Эволюция Генри
Шрифт:
«Шесть утра. Рановато они начинают», — прокомментировал я про себя. — «Хотя, если света нет, то и засыпать им — с первой темнотой».
— Генри, — вновь позвали меня по имени, в этот раз мужским голосом.
Большого труда стоило не дернуться, а обернуться спокойно. Подумаешь — смотрю себе в окно, любуюсь деревьями. Зрение вновь вернулось в обычный режим, чтобы разглядеть посетителя.
Высокий, лысый (или выбритый начисто), очень плотный по комплекции человек в белом халате поверх уже знакомого «набора прихожанина» — рубашка и брюки — заинтересованно смотрел на меня с порога. Впрочем, я — еще то зрелище,
Нос на лице гостя когда-то был сломан, осталась горбинка, взгляд тяжеленный — я много таких повидал, и обычно за ними был либо серьезный бизнес, либо тяжелый срок. Чтобы не нарываться, я принялся смотреть в угол комнаты, продолжая искоса изучать мужика. Легкая улыбка на его лице — я что-то всех в этой общине заставляю улыбаться, а потом они мне челюсть ломают…
Я вздохнул воздуха, чтобы промычать что-то приветственное, но тот опередил, подняв ладонь.
— Ты пока не можешь разговаривать, я знаю. Будет лучше, если ты вернешься в постель.
Я покладисто занял прежнее место, слегка набросив одеяло на ноги.
Мужчина, чуть помедлив, перенес отставленный к стене стульчик в центр палаты и уселся лицом ко мне, расположив руки на коленях.
Костяшки на руках сбитые, кожа выцветше-белая, словно даже прозрачная — только сейчас заметил. Присмотрелся к лицу — а у него ведь вся кожа такая, просто тональник на лице. Я в косметике разбираюсь, я с Лин жил… Но на кончиках ушей косметики не было — там кожа вообще жутковато просвечивала, хоть и сидел он лицом к свету.
— Я наставник Дэвид, Мэри наверняка предупредила обо мне.
Невольно дважды моргнул, обозначая согласие.
— Вот и славно. — Понял он меня. — Приветствую тебя в общине Грин Хоум. — Чуть приподнял он руки, повернутые ладонями вверх. — Перед тем, как мы поговорим, знай: все потрясения позади. Все закончилось, дальше все будет хорошо. — С доброй улыбкой на лице вернул он ладони на колени. — Я слышал твою удивительную историю от Ральфа и Хуго.
«Так», — я слегка напрягся.
— Наверное, путь был нелегким, — с сочувствием произнес наставник. — Страна кое-как сшита нитями железных дорог, но даже из окон ты должен был увидеть немало… — посмотрел он в сторону окна.
Позволив мне тихонечко выдохнуть и расслабиться.
«Значит, информацию о бункере Ральф решил придержать. Хрен он от меня отстанет, можно даже не надеяться».
— Чудо, что ты добрался до нас, Генри. В нашей жизни всегда есть место чуду, — стал голос Дэвида плотнее, насыщеннее. — Моя задача — как можно чаще об этом напоминать людям Грин Хоум. Дважды в день мы собираемся общиной, чтобы поговорить. Утром разговариваем о том, что предстоит сделать. Вечером обсуждаем прошедший день и намечаем цели на следующий. И с какой бы радостью я поведал пастве о чуде, случившемся с тобой… — Покачал он головой. — Но бывают дни, когда и о радостной вести стоит умолчать.
Я продолжал молча участвовать в беседе, заинтересованно сопя через бинты.
— К нам на днях приехали бродячие торговцы. Несмотря на мои протесты, мэр дал им земли недалеко от общины, хотя будь моя воля — я вышвырнул бы их на внешний рубеж, — недобро прищурился наставник. — Теперь эти бродяги и авантюристы, разодетые в яркие тряпки и сверкающие безделушки, крутят головы нашей молодежи. У нас, как и в любой семье, есть молодые
Я энергично кивнул.
— В Грин Хоум мы живем как одна большая семья. Где-то там, в сотне миль к югу, все еще стреляют, грабят и живут в подвалах. Мы же смогли обеспечить безопасность, тепло и заботу о каждом. Здесь и сейчас мы строим новое общество. Возрождаем наш город мирным и спокойным трудом. Но многим почему-то кажется, что так везде. А у нас еще и скучно, — в его голосе добавилось усталости. — Поэтому я бы хотел передать твой опыт общине. Не триумфальное явление, а темные страницы твоего пути.
«Да легко», — вспомнил я все просмотренные в компании с Лин фильмы ужасов. — «Вы у меня уснуть не сможете».
— Мне бы хотелось дать тебе высказаться. — Вздохнул наставник. — Снять бинты, вручить мегафон. Но люди увидят труд Мэри — чистую, розовую кожу, а не обгоревшее от солнца лицо. Увидят тебя здоровым, чему я искренне рад, но сделают неверные выводы. Что бы ты ни сказал им, какие ужасы пути ни вспомнил, твой внешний вид заставит их во всем сомневаться. Поэтому я попросил не снимать бинты. Я стану говорить за тебя, я приведу тебя в пример. Возможно, где-то преувеличу и где-то совру — прости мне это. Но чем больше людей мы отговорим от безрассудного бегства из общины, тем больше спасем жизней. Там, вне Грин Хоум, нет ничего кроме рабства и смерти.
Я со всем возможным пониманием угукнул.
«Посидеть и помолчать — вообще без проблем».
— Придет время, и у тебя будет возможность поговорить с людьми Грин Хоум. Но пару-тройку дней придется провести в этой комнате. — Хлопнул он себя по коленям и поднялся. — А пока — давай я помогу тебе встать. Община уже собралась и ждет только нас.
Мне предложили накинуть мою же одежду: куртку, пережившую потасовку внутри машины, трико и кроссовки. Из-за бинтов тело потеряло подвижность, но настоятель помог зашнуровать обувь — даже неловко как-то. Зачем ее вообще расшнуровывали…
А в коридоре, стоило выйти из палаты, Дэвид подхватил под руку, словно покалеченного — и так вел, хотя людей на пути практически и не было. Разве что мелькнули два врача у выхода, оба почтительно поклонившиеся в нашу сторону издали и тут же юркнувшие по своим кабинетам.
— О твоем истинном состоянии знаем мы и Мэри. У нас тут не так много новостей, а люди болтливы. — Шепнул наставник.
Кроме слишком медленного движения, особых неудобств не было — да и то, весь путь состоял из двух коридоров под прямым углом и высокого крыльца больницы, выдвинутого вперед дощатым помостом, за которым было пустое пространство метров в двадцать и плотно наставленные скамейки с рассевшимися на них людьми. Двенадцать рядов, разделенных центральным проходом, и по тридцать-сорок человек в каждом. Сотни четыре народу, солидно — вроде и молчат, глядя с любопытством, но от одного внимания такой толпы как-то не по себе. Стоило подойти нам к краю помоста, тишина сменилась взволнованным перешептыванием.