Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том первый
Шрифт:
В общем, к концу XVIII века офицеры представляли наиболее образованную часть дворянского класса, значительная часть нашего командного состава по своей общей подготовке серьезно превосходила малограмотную массу не только прусских, но и других западноевропейских офицеров.
В XVIII веке русская армия продолжала пользоваться услугами иноземных офицеров; но от приглашения в наши ряды массы иноземцев мы постепенно перешли к приглашению отдельных лиц, известных своими талантами и высокой квалификацией (Баур, Ллойд, Готце и другие). В основной же своей массе наш офицерский корпус получил ярко выраженный национальный характер.
Потемкин [198] . Князь Потемкин-Таврический (1739–1791 гг.), воспитанник смоленской семинарии и московского университета, фаворит Екатерины II, руководил с 1774 г. Военной коллегией. Возглавление Потемкиным военного ведомства совпало с концом Пугачевского восстания. В борьбе с крестьянским революционным движением русская армия и царствовавшая в ней немецкая палочная дисциплина далеко не всегда оказывались на высоте, офицеры оказывались слишком оторванными от солдатской массы. Потемкин решил учесть уроки Пугачевского восстания, бросить образцы Запада и использовать полностью то преимущество, которое давало русской армии
198
Мы опускаем гр. Румянцева-Задунайского, перед которым преклоняется большинство русских военных историков. Румянцев, опиравшийся на советы Баура, был крупным тактиком. Но в военном искусстве он являлся слепым поклонником Фридриха Великого, вербовки и кантонной системы, строгой внешней дисциплины, института фрейвахтеров, оригинальность взглядов Румянцева была столь незначительна, что он рекомендовал обмундировать северную половину русской армии по прусскому образцу, а южную — по австрийскому (нечто из немецкого и венгерского). Если можно видеть в Румянцеве последователя Петра Великого, то лишь в стремлении слепо копировать западные образцы. Мы не можем придавать значение фразам, которыми Румянцев прикрывал это списывание и которые так нравились патриотическим историкам. «Мы, по своей великой обширности, разнообразному и большей части дикому соседству и в самых обывателях разноверию и равноправию, меньше всего сходствуя с другими, должны наблюдать, чтобы по мере пользы и выгод наших распространяться и в приличном только оных подражать, а соразмерно способам и доходам своим ополчаться, и весьма уважать на источник, который мы поныне один к содержанию воинских сил имеем, я разумею народ, дающий для войска и людей и деньги, чтобы несоразмерным и бесповоротным взиманием оный не оскудить, и браться за средства такия, чтобы к поре грозящей и запас в деньгах иметь, и силы наши нечувствительно для самих умножать мы могли». Эта декламация также заимствована частью, быть может, даже у Ж. Ж. Руссо.
199
Многие идеи Потемкина имеют чрезвычайно общие черты с идеями Ллойда (Стратегия в трудах военных классиков, т. I.). Таковы мысли о рационализации обучения и обмундирования, о выгодности действий на сообщения европейских армий, привязанных к магазинам, об огромной мощи легкой конницы, действующей на необъятных польско-русских равнинах. Реформы Потемкина, большей частью, предшествовали появлению труда Ллойда. Но Ллойд служил в русской армии при Потемкине и подавал, многочисленные записки с указанием желательных реформ. Указывая на сродство, мы оставляем, впредь до специального архивного исследования, открытым вопрос: вдохновлял ли Ллойд Потемкина или сам был вдохновлен службой в русской армии. Близость работы Потемкина к материалистической мысли сенсуалистов, столь характерной для Ллойда, во всяком случае очевидна.
Потемкин ввел двухшереножный строй, увеличил в огромной степени, количество егерской пехоты, приспособленной к действиям в рассыпном строю и к работе не только на поле сражения, но и на театре войны, и стремился приблизить всю массу линейной пехоты к идеалу легкой пехоты. Наша маневренная способность в течение XVIII века неуклонно росла в связи с повышением моральных достоинств пехоты. При столкновении с сильным сомкнутостью европейским противником, как Петр Великий под Полтавой, так и русская армия под Цорндорфом и Кунерсдорфом еще жмутся в один укрепленный лагерь, напоминающий старый русский вагенбург. Но при столкновении с турками, слабыми строевой выучкой, уже Миних в 1739 г. под Ставучанами раздробил общее каре (квадрат) русской армии на 3 отдельных каре; пехота имела дополнительное вооружение в виде рогаток, которые быстро составлялись и образовывали вокруг каждого каре сплошное искусственное препятствие, из-за которого наша пехота отбивала стремительный натиск турецкой конницы; в кампании 1770 г. Румянцев уже строит каре по дивизиям, от 3 до 11 тысяч пехотинцев, и эти небольшие каре под Ларгой и Кагулом в достаточной степени засвидетельствовали свою стойкость; Потемкин сделал следующий шаг — совершенно изгнал рогатку из вооружения пехоты; возросшие моральные силы русского пехотинца позволили уже отбивать атаку конницы без опоры из искусственных сооружений; правильность линии, взятой Потемкиным, демонстрировал Суворов, перешедший к маленьким, подвижным баталионным каре, поддерживающим друг друга огнем и весьма пригодным для стремительного наступления.
Особое внимание Потемкин уделял вопросу развития легкой конницы, приспособленной к стратегической работе на огромных наших пространствах. До Потемкина усилия наших копировщиков Запада были направлены на то, чтобы возможно большую часть кавалерии взгромоздить на тяжелых и дорогих немецких лошадей, более способных «для поддержания строя, алинированья и вообще делаемых эволюций». Русские — украинские, донские, низовые — лошади, на которых все же фактически сидела большая часть наших кирасир, имели «всю способность» к этого рода службе, «весьма умеренную», но зато были как нельзя более пригодны «для принужденных (т. е. форсированных — А. С.) маршей, погони и шармицелев (т. е. схваток — А. С.)». Потемкин отменил кирасы, облегчил снаряжение кавалериста вдвое (вес седла — с 65 фунтов до 35, палаша — с 9 1/2 до 4 1/2 , шляпы — с 3 3/4 ф. до 3/4 ф., карабина — с 8 3/4 до 6 3/4 ф.; лядунки —
Потемкин является настоящим творцом русской казачьей конницы; до Потемкина русская поселенная конница — гусары — формировалась по австрийскому образцу, и в значительном числе даже непосредственно австрийскими славянами с австрийско-турецкой границы — «сербами». Потемкин обратил на наши казачьи области самое существенное внимание и повысил вдвое как добротность, так я количество выставляемых ими формирований. Современники, привыкшие к подражанию другим европейским армиям, находили эту страсть Потемкина к развитию казачества «странной», какой-то необъяснимой прихотью. Но эта страсть вполне укладывалась в гармонизацию Потемкиным подготовки русского государства к войне. В своем плане войны с Пруссией 1785 г., чрезвычайно близком к стратегическим идеям Ллойда, Потемкин требовал от главнокомандования особой предусмотрительности, «убегая, как можно, давать баталию, ибо с ним (Фридрихом Великим — А. С.) они весьма кровопролитны», и умения пользоваться легкой конницей, — «паче же употребляя казаков, которыми, изноровя время, срывать конвой, а паче, если удастся отрезать пекарей хлебных, то сим новым ударом в один день армию разрушить можно». «Главное, уметь пользоваться легкой конницей… такие можно делать извороты, что транспорты его будут безнадежны, или принудят его прикрывать их большими силами, а через то отнимется скорость его движения, что прежде всего было его силой». Это уже не подражание магазинной системе Фридриха Великого, а глубокое понимание ее слабостей и подготовка русской армии к широкой деятельности на театре войны для использования слабой стороны противника. Благодаря урокам, извлеченным Потемкиным из Пугачевского крестьянского восстания, русская армия к концу XVIII века являлась первой в Европе; несмотря на всю ту порчу, которую в нее внесли Павел I и впоследствии Аракчеевщина, русская армия, благодаря полученной прививке, явилась единственной, располагавшей моральной силой и способной дать какой-нибудь отпор сокрушительному натиску армий, вышедших из французской революции. Успехи наших казаков и действия на сообщениях Наполеона в 1812 году были планомерно подготовлены Потемкиным. Школа демократического воспитания армии, намеченная гениальным организатором Потемкиным, получила реальное осуществление и твердый облик в руках великого тактика, Суворова, каждым своим жестом стремившегося подчеркнуть демократическую линию и полное родство полководца со своими чудо-богатырями.
Сражение на р. Треббии. При образовании в 1799 г. второй коалиции против Франции, Суворов, находившийся в опале в царствование Павла I вследствие своей оппозиции реставрации прусских порядков в русской армии, по просьбе австрийцев получил командование соединенными силами австро-русских войск в северной Италии. Разбив в конце апреля, слабейшую армию Моро на р. Адде Суворов оказался стесненным австрийскими инструкциями, которые указывали целью его действий овладение всеми ломбардскими и савойскими крепостями, так как Австрия не хотела восстанавливать Савойю, а стремилась аннексировать всю северную Италию. Поэтому Суворов уделил мало внимания преследованию Моро, которому удалось с 25 тыс. ускользнуть в Геную, и занял всю Ломбардию. Суворову было необходимо оставить много войск для защиты своих сообщений, которым французы угрожали как с севера, на Швейцарии, так и с юга; армия Макдональда — до 37 тыс. — была в движении из Неаполя в Тоскану. Против 52 тыс. обеих французских армий и сверх того французских гарнизонов в Мантуе, Александрии и Турине, Суворов располагал 80 тыс. австро-русских войск, не считая выставленных против Швейцарии заслонов.
Союзные войска представляли к 11 июня [200] две группы — осадный корпус Края — 30 тыс. — осаждал Мантую, выдвинув на южный берег По авангарды Отта, Гогенцоллерна и Кленау, и главные силы — до 50 тыс. — в районе Турина и Александрии; сам Суворов с ядром находился в Турине.
Моро и Макдональд составили план — ударить на группу Края, захватить русские сообщения и заставить потом Суворова вступить в бой с перевернутым фронтом. Соединение французских армий намечалось на южном берегу р. По, в районе города Парма, против Мантуи.
200
Все даты по новому стилю.
Макдональд со слабой артиллерией и кавалерией выступил из Флоренции 4 июня, форсированным маршем, четырьмя колоннами, перешел Апеннины, 13 июня разбил авангарды Гогенцоллерна и Кленау близ Модены и 15 занял Парму. Левофланговая дивизия Виктора потеснила авангард Отта за Треббию и заняла Пьяченцу. Но Моро счел свой маневр чересчур опасным и выслал через Апеннины в верховья долины Треббии, по условленному направлению, только 5-тыс. отряд Лапоипа, а сам с главными, силами (около 15 тыс.) решил сделать диверсию к Александрии, чтобы помешать Суворову поддержать Края.
11 июня, получив донесения об угрозе со стороны Макдональда, Суворов бросился из Турина к Александрии, прошел в трудных условиях 90 километров в 58 часов и 13 июня сосредоточил здесь до 33 тыс. Прочие силы находились еще в пути. Установив разделение сил французов на две группы, Суворов решил оставить до 12 тыс. против Моро, а с остальными силами броситься на Макдональда. Неготовность мостов заставила Суворова задержаться у Александрии до вечера 15 июня. Выступив в 10 час. вечера 15 июня, Суворов с 21 тысячью солдат прошел в 36 часов 65 километров, прибыв в Страделлу, он узнал, что дивизия Отта атакована на р. Тидоне Макдональдом. Несмотря на массу отсталых, Суворов приказал продолжать марш под палящим итальянским солнцем, и сам двинулся с конницей на помощь Отту.
Макдональд, в создавшихся условиях, решил обратиться не против Края, а на запад, против Суворова, что позволяло ему сблизиться с Моро. Последний мог обрушиться на тыл Суворова. 17 июня Макдональд располагал на р. Треббии только тремя из своих пяти дивизий. Он атаковал австрийцев Отта и довольно успешно потеснил их на 5 верст к западу от р. Тидоне, когда увидел подходящую конницу Суворова, которая сейчас же бросилась в яростную атаку на обходившие крылья французов. В этих условиях Макдональд решился прервать бой, чтобы подтянуть остальные две дивизии и подождать подхода Моро. Главные силы французов отошли за р. Треббию, авангарды остались между реками Тидоне и Треббия. Суворов, заставив Макдональда перейти к обороне, достиг первого успеха. Сам он не ждал для вступления в бой сосредоточения: «голова хвоста не ждет».