Евпраксия
Шрифт:
— Надеюсь, что тебе, ваша светлость, вольные девицы не снились.
— Я спал без сновидений, — сухо ответил Генрих.
— Это хорошо. Мы увидим их нынче наяву, — шутливо сказал Деди.
Генрих пребывал в дурном настроении и теперь озаботил себя одним: выяснить у маркграфа Деди, были ли они ночью в капелле, а если были, то зачем их туда занесло.
— Маркграф Саксонский, куда мы ходили, как покинули пирушку?
— Слово чести, маркграф Штаденский, ты захотел побывать в капелле, и мы зуда пошли, стояли перед Спасителем на коленях, и ты дал клятву посетить сегодня орден николаитов и всё, что увидишь и услышишь там, хранить в тайне, — ответил Деди.
Генриху стало не по себе. Почему он так легко поддался влиянию
— Никуда я сегодня не пойду, придворный Деди, — заявил Генрих.
Фаворит императора опустился в кресло и засмеялся.
— И я бы не пошёл. Да сам император нас приглашает. С тем я и пожаловал. Нынче у нас ночное бдение. Так ты отоспись, ваша светлость, а как зайдёт солнце, так я за тобой зайду, — сказал маркграф Деди с улыбкой, встал, откланялся и ушёл.
Император Генрих, пребывая в хорошем расположении духа, ждал своего любимого фаворита в спальне. Лишь только Деди появился, спросил:
— Ну как там наш журавлёнок?
— Он сердится за вчерашнее. Но я привезу его в «Орлиное гнездо».
— Это будет славно. И просвети его в пути, что представляет наш орден николаитов. Пусть не будет для него неожиданностей.
— Исполню, ваше величество.
— Вот и хорошо.
Деди был доволен. Он сумел угодить государю. Правда, про себя хитрец посмеивался. Секла николаитов никогда не была орденом. Это он, маркграф Деди, придумал ей возвеличение. Однако он знал, что своей древностью николаиты могли поспорить далее с орденом бенедиктинцев, основанным в VI веке. Впервые николаиты нарекли себя сектой в 426 году от Рождества Христова по имени иерусалимского дьякона Николая. Молва об этой секте среди христиан шла недобрая. Истинные христиане называли секту николаитов сатанинским сборищем. Шло это от домыслов, потому как многие годы никто не знал, чем занимаются сектанты. Да, ходили слухи, что дьякон Николай проповедовал общность жён и во время сборищ николаиты утешались этим. О других же занятиях николаитов никто ничего не знал, потому как они строго хранили тайны секты. Их устав был жесток, и нарушители его карались смертью. Клятву от новых членов николаиты принимали на крови. Каждый сектант знал, что убийству будут подвергнуты не только изменник, но гонения и смерть ждут и его близких.
В такую секту предстояло вступить молодому маркграфу Генриху Штаденскому. Но если бы он знал определённо, что ждёт его в секте, то взбунтовался бы, покинул Майнц и спрятался бы за крепостными стенами замка Штаден. Но нет, он шёл туда слепым, потому что Деди не просветил его. Прозрение придёт к нему слишком поздно, чтобы он мог защитить свою жизнь и жизнь близких ему людей. Вожди николаитов умели держать своих сопричастников в руках, и никому из них не удавалось избежать кары.
Ранним вечером маркграф Деди вновь появился в покоях Генриха. Он велел слуге одеть господина в торжественное платье, опоясать мечом, потребовал подать кубки с вином. Когда слуга принёс вино, Деди сам подал Генриху кубок и сказал:
— Выпьем за то, чтобы ты, ваша светлость, удачно прошёл посвящение в рыцари ордена николаитов.
Генрих взял кубок без особой охоты. Но ему? не хотелось ударить лицом в грязь, и он выпил вино лихо, с силой ударил кубком о стол.
— Я буду рыцарем и не посрамлю чести маркграфов Штаденских! — воскликнул он, и на его девичьем лице появилась лихая улыбка.
— Я верю, что всё будет так, как сказано тобой, — заметил Деди. — А теперь нам пора в путь.
Маркграфа Деди и Генриха у крыльца чёрного входа ждала крытая коляска, и поехали они куда-то за город замысловатой дорогой. Но Генрих не присматривался к ней. После выпитого вина ему стало весело, он жаждал познать что-то необычное, спешил вперёд с отвагой даже тогда, когда они спускались в какое-то подземелье под замок «Орлиное гнездо». Ему пришлось
— Ваша светлость, — обратился он к Деди, — идите к императору, он ждёт вас.
Деди и Генрих последовали за Ламбергом. Они вошли в неосвещённый коридор, поднялись по лестнице и вскоре оказались в небольшом покое, стены и потолок которого были обиты шёлковой голубой тканью. Император сидел у очага, где ярко пылал огонь. Деди, показавшись ему, тут же скрылся за дверью. Два Генриха остались одни.
— А, маркграф, тёзка, — приветствовал гостя император. Он встал, подошёл к столу, взял широкий кубок с вином и подал «тёзке». — Вот тебе чаша с духом Спасителя. Выпей, и мы совершим обряд посвящения тебя в члены ордена николаитов.
— Благодарю, государь, — ответил маркграф, отважно взял чашу и припал к ней, выпил одним духом.
А дальше всё, что он творил и что над ним вершили, проплывало перед ним, словно в тумане. Он смутно понял, что его куда-то повели и там было совсем земно, что его раздевали до пояса, и потом он увидел в свете факела нечто торчащее из стены, похожее на острие меча, и он грудью припадал к острию, из груди у него полилась кровь в приложенный к телу сосуд. Кто-то твердил ему слова клятвы, он повторял их. Но вот к его телу приложили какую-то приторно пахнущую тряпицу, уняли кровь — боль исчезла.
Маркграфу стало весело, он захохотал и потянулся к мечу, дабы ещё раз испытать боль. Но его удержали и одели. К нему подошли император и барон Ламберг, который держал образ святого Николая и на нём лежала бумага. Император обмакнул лебединое перо в том сосуде, в который слилась кровь маркграфа, и подал ему перо.
— Подпишись, утверждая клятву, — сказал император.
Маркграф взял перо и отважно, чётко написал на бумаге «Генрих Штаденский». На этом смутные видения Генриха оборвались. Он будто прыгнул в прорву тьмы и беспамятства.
В себя маркграф пришёл в своей постели. Горел светильник, окно было завешено, и Генрих не мог понять: ночь или день на дворе. Он чувствовал себя бодро, в ясной голове постепенно всё высветлилось из того, что с ним произошло в подземелье. Он подумал: «Как это забавно!» И позвал слугу, дабы одеться. Лишь только слуга одел его, Генриху тотчас потребовалось найти маркграфа Деди и поделиться с ним прекрасным состоянием духа. Он радовался даже тому, что испытывал боль от раны на груди. Ещё ему захотелось увидеть императрицу Берту и поцеловать ей руку. Откуда прихлынуло это желание, Генрих не знал, но оно уже не давало ему покоя. И он сказал слуге:
— Фриц, сбегай в императорские покои и узнай, могу ли я прийти к государыне на поклон.
Но Фриц остудил его пыл:
— Ваша светлость, на дворе ночь, все спят.
— Странно. Вот я уже выспался, а всё ещё ночь...
— Но вы проспали ровно сутки. Вы были слишком хмельны, когда вас принёс на руках граф Деди.
У Генриха никогда не было так прекрасно на душе, и он весело рассмеялся.
— Вот уж, право, не ожидал от себя такой прыти!
Так, весёлым времяпровождением и попойками началось служение Генриха в секте николаитов. Но, посещая раз в неделю подземелья старого замка, ему не удавалось побывать в некоторых залах самого замка. Да он и не стремился к этому, каждый вечер отдаваясь на волю маркграфа Деди. Генриху нравились замысловатые ритуалы николаитов и то, что хмельное, какое они там пили, не приносило головной боли, что его учили настоящим рыцарским делам. Он полюбил ристалища, кои иногда устраивались там, и с каждым разом прибавлял в искусстве владения мечом, щитом, копьём. Л вскоре Деди просветил его в том, что в ордене есть и другие увеселения, что в замке течёт совсем другая жизнь николаитов, нежели в подземельях.