Евреи в Мстиславле. Материалы к истории города

Цыпин Владимир

Образование

Как только при императоре Александре II было дозволено евреям получать не одно медицинское образование в высших школах, а поступать и на другие факультеты университетов и в высшие специальные заведения, — все евреи среднего достатка повели детей в русские гимназии. По выражению еврейских недоброжелателей, евреи даже переполнили русские школы. Они без малейших колебаний пошли учиться по-русски и, мало того, получали по русскому языку наилучшие отметки.

Евреи проходили факультеты юридический, математический и историко-филологический, и везде они оказали успехи, иногда весьма выдающиеся. До сих пор можно видеть несколько евреев на государственной службе в высших учреждениях и достаточное число очень способных адвокатов и учителей. Никто из них себя и своего племени ничем из ряда вон унизительным не обесславил. Напротив, в числе судимых или достойных суда за хищение, составляющее, по выражению Св. Синода, болезнь нашего века, не находится ни одного служащего еврея. Есть у нас евреи и профессора, из коих иные крестились в христианство в довольно позднем возрасте, но всем своим духом и симпатиями принадлежавшие родному им и воспитавшему

их еврейству, и эти тоже стоят нравственно не ниже людей христианской культуры.

Казалось бы, все это стоило доброго внимания со стороны русских, но вместо того евреи в образованных профессиях снова показались столь же или еще более опасными, как и в шинке! Повторяем — евреев не было в числе достопримечательных служебных хищников, — они не попадались в измене; откуда же к ним пришла эта напасть, извратившая все их расчеты на права образования? В так называемой образованной среде нашлись люди, которые в появлении евреев на службе увидели то самое, что орловские "кулаки" заметили на подвозных трактах к своим рынкам. Еврей учился прилежно, знал, что касалось его предмета, жил не сибаритски и, вникая во всякое дело, обнаруживал способность взять его в руки и эксплоатировать, т. е. получить с него возможно большую долю нравственной или денежной пользы, которую всякое дело должно принести делателю и без которой, собственно, ничто не должно делаться в большом хозяйстве государства. Эта способность подействовала самым неприятным образом на все, что неблагосклонно относится к конкуренции, и исторгла крик негодования из завистливой гортани. Слово эксплоатация заменило в новом времени слова времени николаевского: изолированность и ассимиляция. То, чего желал император Николай, по мнению политики нового времени, выходило вредно. Выходило, что никакой ассимиляции не надо, и пусть жид будет по-прежнему как можно более изолирован, пусть он дохнет в определенной черте и даже, получив высшее образование, бьется в обидных ограничениях, которых чем более, тем лучше.

Нравы. Патриотизм. Благотворительность.

Точные определения высшей нравственности трудны. Героическое часто зависит от случая, а святое и доброе по природе своей всегда скромно и таится от похвал и шума. Старая хроника Флавия и самая история осады Иерусалима Титом свидетельствуют, что духу евреев не чужды героизм и отвага, доходившие до изумительного бесстрашия; но там евреи бились за свою государственную независимость. Ныне не в меру строгие суды еврейства часто требуют, чтобы евреи обнаруживали то же самое самоотвержение за интересы других стран, ими обитаемых, и притом без различия, — относятся ли эти страны к своим еврейским подданным как матери или как мачехи, и иногда самые недобрые мачехи. Такое требование, разумеется, несправедливо, и оно никогда и никем не будет удовлетворяемо.

Но все-таки евреи и в нынешнем своем положении не раз оказывали замечательную преданность государствам, которых они считают себя согражданами. Мы видели еврейских солдат в рядах французской армии в Крыму, и они вели себя там стойко и мужественно; при осаде Парижа прусскими войсками немало еврейских имен сделались известными по преданности их патриотическому делу Франции, и литература и общество этой страны не только не отрицали заслуги евреев, но даже выставляли это на вид с удовольствием и с признательностью.

Мы думаем, что иным оказался бы еврей и в России, если бы он не страдал иногда тою обидною нетерпимостью, которая, с одной стороны, оскорбительна для всякого иноплеменного подданного, а с другой — совершенно бесполезна и даже вредна в государстве. Так людей не привлекают к себе и не исправляют их, а только отталкивают и портят их еще более. Подобным же образом встречается насмешками и многое другое со стороны тех евреев, которые льнут к русским со своим дружелюбием и готовы слиться с ними как можно плотнее во всем. Таких евреев очень много, и кто их не знает. Если же и есть евреи, которые не любят России, то это понятно: трудно пламенеть любовью к тем, кто тебя постоянно отталкивает. Трудно и служить такой стране, которая, призывая евреев к служению, уже вперед предрешает, что их служение бесполезно. Не знаешь, чему более удивляться: этой бестактности или этой несправедливости, каких не позволяют себе люди нигде, кроме как в России. По-настоящему все это не может вызвать ничего, кроме скрытой и затаенной, но непримиримой злобы… Однако подивимся: таких чувств нет у обиженных русских евреев. Пусть сегодня отнесется Россия к нему как мать, а не как мачеха, и они сегодня же готовы забыть все, что претерпели в своем тяжелом прошлом, и будут ей добрыми сынами.

Если считать за доблесть необязательные добровольные пожертвования на общественные дела воспитания и благо творения, то всем известно, что еврейские капиталисты в делах этого рода занимают в России не последнее месте. Однако, по нашему мнению, гораздо большее значение имеет еврейская благотворительность в кругу самого же еврейства. В этом деле всего лучше можно сослаться на многочисленных врагов еврейства, которые всегда и неустанно повторяют одну песнь о том, как "жид жиду пропасть не дает" и "жид жида тянет". Все это более или менее правда. Почти невозможно указать другую национальность, где бы сочувствие своим было так велико и деятельно, как в еврействе. Враги евреев говорят: "у них это в крови, у них это в жилах". Да, это совершенно справедливо, и мы можем на этот счет не желать и не разыскивать никаких других свидетельств. Но как вражда способна ослеплять людей и часто заставляет их говорить нелепости, то тоже самое случилось и тут. Недоброжелательные люди ставят в укоризну евреям, что их альтруизм ограничивается только средою людей их же племени и не распространяется в равной же мере на других. Все эти русские писатели требуют "предпочтений" русским за одно их русское происхождение, и никто их за это не осуждает. Но еврею предосудительно любить и жалеть еврея. Почему?.. Или христианский апостол не дело говорил, внушая людям заботиться о своих прежде, чем о чужеверных? Говоря об этом, чувствуешь, как будто ведешь речь с людьми, не ведающими ни писания, ни силы Божией, объединяющей людей единством веры, крови и языка. Гневаться на это — все равно,

что гневаться на Бога, больше, чем самого себя. Однако ученые изъяснители христианства ставили точное обозначение, при котором любовь к ближнему не должна совсем забывать о себе: так, например, никто из любви к ближнему не должен принести в жертву своего человеческого достоинства. Никто не вправе унизить себя усвоением чужих пороков. Евреи это давно знали и кое-что делали, чтобы остерегать своих от многого, что, по их понятиям, нехорошо у иноплеменников. Евреи, например, трудолюбивы, бережливы, чужды мотовства, празднолюби, лености и пьянства, между тем всеми признано, что эти пороки очень сильно распространены среди многих народов иного племени. Евреи почти повсеместно стараются устранять свои семейства от этого рода соблазнов. Пьянице приятнее, чтобы с ним пили, игроку- чтобы с ним играли, блуднику — чтобы с ним шли к блуднице; но тешить таких людей податливостью не следует. Однако, к удивлению, такая-то именно осторожность вменяется евреям не в похвалу, а в порицание. Это самое и выставляют как стимул обособленности и замкнутости еврейства. Из любви к народам, среди которых евреи живут, они должны усвоить все намеченные слабости их культурных привычек; но такое соревнование не оправдали бы ни христианская мораль, ни экономические выгоды самых народов, требующих такой к себе любви. К такому альтруизму еврейство не стремится, как не стремилось ни к чему подобному христианство первых трех веков. Но еврейство поставляет немало личностей, склонных к высокому альтруизму, для осуществления идей которого известные лица еврейского происхождения жертвовали собою так же, как и христиане. Люди эти стремились и стремятся к своим целям различными путями, иногда законными, а иногда незаконными, что в последнее время стало очень часто и повсеместно. В первом роде нам известны евреи философы и гуманисты, прославившиеся как благородством своих идей, так и благочестием своей жизни, полной труда и лишений. Во втором, составляющем путь трагических, иногда даже бешеных порывов, ряды альтруистов еще не перечислены. Путь их чаще всего — путь ошибок, но ошибок, вытекающих не из эгоистических побуждений, а из стремлений горячего ума "доставить возможно большее счастье возможно большему числу людей". Мы говорим теперь о евреях-социалистах. Деятельность их не оправдана с точки зрения разума, умудренного опытом, и преступна перед законами, но она истекает все-таки из побуждений альтруистических, а не эгоистических и мы ее только в этом смысле и ставим на вид. Кто так поступает — тот не большой эгоист. При этом еще надо добавить, что евреи сего последнего закала обрекают себя на верную погибель не ради своего еврейского племени, к которому они принадлежат по крови, а, как им думается, ради всего человечества, то есть в числе прочих и за людей тех стран, где не признавали и не хотят признать за евреями равных человеческих прав…Больше этой жертвы трудно выдумать.

16.4 Цыпин Владимир

Великовский Шимон

В 1997 году издательством "Феникс" (Ростов-на-Дону) выпущена книга израильского писателя Ионы Дегена "Иммануил Великовский", посвящённая одному из выдающихся учёных 20 века, имя которого, широко известное на Западе, было мало знакомо до недавнего времени русскоязычному читателю как в России, так и в Израиле.

Эта публикация познакомила нас также с жизнью и деятельностью его отца, Шимона Великовского, оказавшего огромное влияние на формирование личности знаменитого учёного.

Шимон Великовский известен как видный деятель сионистского движения. Родился он в 1860 году в небольшом провинциальном городке Мстиславль, расположенном на востоке Могилёвской области Белоруссии. Родословная Шимона по материнской линии восходила к библейскому Езре Коэну, священнику-книжнику, который в V в. до н. э. вывел евреев из Вавилонского плена. Отец Ш. Великовского — Яков, дед — Шимон, прадед Иегуда и прапрадед — Айзик были известными учёными-талмудистами. Их мудрые книги долго хранились в семейной библиотеке и сгорели во время знаменитого мстиславского пожара 1858 года. В своих воспоминаниях, изданных на иврите, Шимон Великовский с большой теплотой пишет о своих предках.

Шимон учился в хедере, где подружился со своим сверстником Шимоном Дубновым, будущим знаменитым историком еврейского народа. Оба Шимона были самыми примерными учениками в школе. Все в семье Великовских стремились к образованию. В доме строго соблюдалась суббота, и все изучали иврит. Отец Шимона Яков, по субботам говорил только на иврите и приглашал к себе на шабатный обед бедных евреев, хотя и для членов своей семьи не всегда хватало еды. Летом 1874 года Шимон сбежал из дома и стал учиться в знаменитой ешиве (еврейском религиозном учебном заведении), находившейся в местечке Мир. И здесь он был одним из лучших учеников. Своих успехов он достигал не только за счёт незаурядных способностей, но и, главным образом, благодаря поразительному усердию, занимаясь по 12–18 часов в день. Глава ешивы даже приглашал Шимона на субботу в свой дом, что считалось для учащихся высшей степенью отличия. Через полтора года Шимон прервал учение и вернулся домой в связи с тем, что получил повестку о призыве в армию. Однако от воинской повинности он был освобождён по возрасту, но в ешиву уже не вернулся. Он помогал отцу в его поездках за товарами в другие города. В Мстиславле он опять сблизился с Шимоном Дубновым и стал по его примеру изучать русский язык, читал классическую литературу, сочинения известных российских сионистов и революционные книги. В это время произошла его размолвка с отцом по чисто идеологическим соображениям. Отец был недоволен увлечением сына левыми течениями, а когда увидел дома запрещённую революционную литературу на русском языке и журнал на языке иврит "а-Шахар" ("Заря"), то в гневе разорвал их. После этой ссоры Шимон стал искать работу в Могилёве, Киеве, а затем в Смоленске. Там он увлёкся сионистскими идеями. В связи с пребыванием вне черты оседлости он был арестован и отправлен в Могилёв. В 1882 году, не имея вида на жительство, он всё же уехал в Москву, самое запретное для еврея место. Здесь он проявил большие коммерческие способности и сумел получить солидные кредиты от торговых домов и банков, что позволило поставить оптовую торговлю на широкую ногу.