Еврейское остроумие
Шрифт:
— С какой стати я должен бегать туда-сюда? — говорит Пинчевер. — Что эти банки — больные? Пускай сами носятся и рассчитываются друг с другом!
Истец и ответчик стоят перед раввином.
— Он должен мне пятьсот рублей и никак не отдает, — говорит истец.
— В этом месяце я, к сожалению, расплатиться не могу.
— Это он говорил и в прошлом месяце!
— И что? Разве я не сдержал своего слова?
Бреслауэр
— Всего одну пару? — разочарованно спрашивает Бреслауэр.
— А вы бы предпочли, чтобы я в виде премии подарил вам ваш вексель?
Бреслауэр испуганно машет руками:
— Нет-нет, тогда уж лучше перчатки!
— Почему ты каждый раз, когда подписываешь чек, надеваешь ермолку?
— Это единственное покрытие, которое у меня есть.
Еврей из местечка закупил в городе товары в долг. Поставив подпись под долговой распиской, он собрал с пола немного пыли и посыпал ею бумагу.
— Что это вы делаете?
— Еще мальчиком, — мечтательно говорит еврей, — я усвоил: что посыпано прахом, то забыто сердцем.
Кон и Леви совершили сделку.
— Будем составлять договор?
— Договор? Зачем договор? Все очень просто: если товары будут подниматься в цене, вы мне не станете их поставлять. Если цена будет падать, я не стану их брать.
— Штерн собирается взыскать с меня через суд сто марок! Тут одно можно сказать: "Из-за какой-то паршивой сотни вы собираетесь судиться? К тому же дерьмо, которое вы мне поставили, и десяти марок не стоит. Пришлите ко мне сейчас же вашего бухгалтера, чтобы он получил сто марок и к ним сто оплеух"… То есть все это я бы ему написал, если бы у меня были деньги, чтобы расплатиться!
— На что же мне теперь жить? — жалуется Мендл.
— Купи пшеницу! Она как раз поднимается в цене, — советует ему друг.
— Как я куплю пшеницу без денег?
— Заложи свой склад.
— Склад? На него давно наложили арест кредиторы!
— Тогда заложи мебель.
— Какую мебель? Я давно живу в четырех пустых стенах, причем в квартире, из которой меня выселяют.
— Приятель, да ты банкрот!
— Ну, если бы я был банкротом… ( Считается, что банкротство означает хорошую сделку, а не отчаянное положение.)
— Мне уже не на что жить.
— Я был на бирже
— Откуда я возьму сразу столько проса?
— Ну, если у тебя даже проса нет…
Шафран приостановил платежи и предложил кредиторам двадцать процентов своих долгов. Потом он объявил себя больным, уехал на курорт и возвратился, лишь когда, по его мнению, ярость кредиторов уже улеглась.
На вокзале он встречает знакомого, который радостно приветствует его:
— Послушайте, вы опять выглядите на восемьдесят процентов!
Мейсл потерял все свои деньги и торгует вразнос бубликами. Он стоит у главного входа в Госбанк. Мимо проходит приятель и спрашивает сочувственно:
— Ну, как дела?
— Великолепно! У меня в Госбанком соглашение: я не продаю ценные бумаги, а он не продает бублики!
Вариант.
Еврей торгует орешками у входа в крупный банк. К нему подходит приятель и говорит:
— Похоже, дела у тебя идут неплохо. Одолжи мне сотню, я открою на нее собственное дело, заработаю денег и отдам тебе долг с процентами.
— Я бы рад, да не могу. Понимаешь, у меня договор с этим банком…
— Договор? О чем?
— О том, что мы друг другу не мешаем: они не торгуют орешками, а я не даю кредитов.
— Господин советник коммерции, — говорит Каминер, — я привел сюда своего двоюродного брата. У него очень плохи дела. Он голодает.
Советник дает бедняге некоторую сумму. Каминер, однако, не уходит.
— Чего вы еще ждете? — спрашивает нетерпеливо советник.
— Комиссионных. Ведь это я привел сюда этого человека.
Грюншванц приходит к богатому родственнику:
— Одолжи мне сто крон. А я даю тебе честное слово, что за это устрою тебе гешефт на много лет вперед.
— Вот тебе деньги. И что это за гешефт?
— Это занятие на всю жизнь: ты будешь напоминать мне, что я должен тебе сто крон.
Хозяин — бухгалтеру:
— Кассир Розенцвейга удрал со ста тысячами марок, фирма приостанавливает платежи. Много наших денег там застряло?
— Нисколько не застряло. Мы уже год не ведем никаких дел с Розенцвейгом.
— В Берлине обанкротился Нахтлихт. Нас это сильно задевает?
— Нет, он нам ничего не должен.
— У Беншера большие растраты. Сколько мы там потеряли?
— С Беншером мы вообще никогда не работали.