Евроцентризм и едипов комплекс интеллегенции

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Специфика "формулы свободы" в евроцентризме связана прежде всего с механистической картиной мира и детерминизмом, который создает иллюзию возможности точно предсказать последствия твоих действий. Это устраняет нравственную компоненту из проблемы ответственности, заменяет эту проблему задачей рационального расчета. Перед машиной ответственности не существует. И если мир - машина, человек - механический атом, общество - идеальный газ из "человеческой пыли", то ответственность вообще исчезает. Детерминированная и количественно описываемая система лишена всякой святости (как сказал философ, "не может быть ничего святого в том, что может иметь цену") .

Важно и другое.

Только сегодня мы начинаем понимать идеологическое значение двух важных конкретных аспектов механистической картины мира утверждения обратимости процессов и линейности соотношений между действием и результатом. Ясно, что чувство свободы становится доминирующим лишь в мире обратимых процессов. И в культурных нормах, и во врожденных инстинктах заложено мощное ограничение на свободу действий, ведущих к непоправимому. Чувство необратимости естественных и социальных процессов - или отсутствие такого чувства - во многом определяет приверженность человека к той или иной идеологии. При этом идеология, сформированная механистическим мирощущением, оказывает столь сильное воздействие на человека, что даже его непосредственное бытие "в гуще" необратимых процессов слабо воздействует на поведение.

Леви-Стросс, как и многие историки из стран "третьего мира", писал о разрушениях, которые произвел европеец-колонизатор в попавших в зависимость культурах, как о необходимости, как о создании того перегноя, на котором взросла сама современная западная цивилизация. Но не менее важно и искреннее чувство безответственности. Оно просто лишает человека Запада ощущения святости и хрупкости тех природных и человеческих образований, в которые он вторгается, лишает того страха перед непоправимым, о котором сказано выше. И это - не злая воля, а наивное, почти детское ощущение, что ты ни в чем не виноват. Инфантилизм, ставший важной частью культуры.

Леви-Стросс рассказывает, как в резервации небольшого индейского племени пьяный сын убил отца. Он нарушил табу, а по законам племени убийство соплеменника наказывалось самоубийством. Белый чиновник посылает полицейского-индейца арестовать убийцу, а тот просит не делать этого парень сидит и готовится к предписанному самоубийству. Если же попытаться его арестовать, он будет обязан защищаться и предпочтет умереть убитым. А если полицейский применит оружие, то и сам станет нарушителем табу. Куда там - что за глупости, что за предрассудки. И все произошло именно так, как и предсказывал полицейский. В ходе ареста он был вынужден стрелять, убил соплеменника, отчитался о выполнении приказа и застрелился.

У Сервантеса Дон Кихот грубо вторгается в неизвестный ему мирок "спасает" деревенского мальчишку от наказания хозяина и, довольный, уезжает. При следующей встрече мальчик бежит за ним и кричит: "Добрый сеньор, ради бога, никогда меня больше не спасайте!". Огромный философский смысл. А вот прекрасный американский фильм "Ранделл" - о том, как непутевого учителя назначили директором колледжа в поселке бедноты. В колледже - торговля наркотиками, проституция и поножовщина. Учителя нашли с подростками-бандитами компромисс - хулиганы не мешают учиться тем, кто хочет, а учителя не требуют от них присутствовать на уроках. Новый директор "поломал" этот порядок и кулаками загнал бандитов в классы. "По закону вы не имеете права выбирать учеников и обязаны учить всех до одного", - заявил он учителям.

В результате то большинство, которое хотело учиться, потеряло такую возможность, учительницу, поддержавшую директора, попытались изнасиловать и изуродовали, а ставшего на его сторону ученика повесили за ноги. И одна девчонка объяснила директору суть проблемы:

больше половины жителей поселка - безработные, мы обучаемся выживанию именно в этой жизни, другой вы нам не дадите, но хотите отвлечь нас от этого необходимого обучения и заставить зубрить про Пипина Короткого. Но герой был непреклонен и с бейсбольной битой в руках, проламывая черепа, продолжал внедрять цивилизацию. На этом реалистичная часть фильма (изнасилования и расправы с "предателями") кончается и начинается гимн герою нашего времени в США. Он побеждает во всех драках (оставляя позади несколько трупов учеников) и ухитряется засадить в тюрьму самых нехороших. И какой контраст с Сервантесом. Мы видим прославление "цивилизатора", который грубо вторгся в хрупкую субкультуру своей собственной страны и, размахивая бессмысленными в этой субкультуре ценностями, разрушил в ней саму возможность даже такой жизни.

А как можно объяснить способ поведения целых государственных ведомств США в деле с сектой проповедника Кореша? Конечно, мракобесы - заперлись на ферме "Уако" и стали ждать конца мира. Полиция решила это мракобесие пресечь. Но как? Сначала в течение недели оглушая сектантов рок-музыкой из мощных динамиков (Кореш - фанатик рока, и эксперты решили, что он расслабится и отменит конец света). А потом пошли на штурм - открыли по ферме огонь и стали долбить стену танком. Начался пожар, и практически все обитатели фермы сгорели - 82 трупа. А через год суд оправдал всех оставшихся в живых сектантов - состава преступления в их действиях не было.

Такую безответственность и "свободу мысли и дела" мы увидали и в России - у нового поколения просвещенной номенклатуры. Да и у всей той части интеллигенции, которая с таким энтузиазмом поддержала эту номенклатуру, повторяя ее евроцентристские лозунги.

Глава 4

ЕВРОЦЕНТРИЗМ В РОССИИ:

ОТ МИФА СВОБОДЫ

К НОВОМУ ВИТКУ ТОТАЛИТАРИЗМА

Все выступления как отечественных, так и западных либералов основывались на требовании немедленно разрушить все "тоталитарные структуры". Это и выдает тоталитарное мышление - ведь обозвать противника можно по-всякому, важна именно нетерпимость к его существованию. Причем тоталитаризм наших либералов доведен до крайности, до некрофилии (в смысле Фромма) - получения наслаждения от вида разрушения любых структур, в пределе - наслаждения от саморазрушения.

Эта некрофилия, явно проявившаяся в начале века и ставшая, по мнению Фромма, предвестником фашизма (манифесты Маринетти), сегодня лишь нарастает. Это видно по кино и индустрии развлечений. В 30-е годы в американских комедиях было почти обязательным мерзкое для "отсталого" человека зрелище разрушения дорогого угощения ("тортом - по морде"). Потом стали снимать столкновения автомобилей и самолетов. Сегодня гвоздь фильмов - зрелище катастроф, взрывов и пожаров. Модными стали гонки на огромных тракторах, давящих десятки автомобилей. хруст, треск, разлетаются куски.

Фромм задается вопросом: "Является ли некрофилия действительно характерной для человека второй половины ХХ века в Соединенных Штатах и других столь же развитых капиталистических или государственных обществах? Этот новый тип человека, конечно, не интересуется ни фекалиями, ни трупами; на деле, он даже чувствует такое отвращение к трупам, что делает их более похожими на живых, чем покойники были при жизни... Он делает нечто более важное. Он переключает свой интерес с жизни, с людей, с природы, с идей... одним словом, со всего живого; он превращает всю жизнь в вещи, включая себя самого и проявления своих человеческих способностей думать, видеть, слышать, желать, любить" [19, с. 347].