Европа и ислам История непонимания
Шрифт:
Речь не идет о том, чтобы принизить значение битвы при Лепанто: она имела немалое значение в военном плане и грандиозное — в символическом. Остается фактом, однако, то, что Кипр по-прежнему оставался турецким, а созданная в обстановке воодушевления Священная Лига, призванная противостоять турецкой угрозе, не дожила до окончания конфликта; но его результат в любом случае был неопределенным. Игра продолжалась, без победителей и проигравших. В Европе, а также в Османской империи, создавалось впечатление, что, независимо от итогов отдельных сражений, султан был атакующей стороной, а христиане робко оборонялись. Властелин Босфора по-прежнему оставался Властелином, внушающим страх.
И все же христиане гордились своими победами. В XVI–XVII веках почти на каждом батальном полотне можно видеть уланов со знаменами, украшенными отнятыми у турок полумесяцами или конскими хвостами — знаками отличия. На воздвигнутых в то время памятниках государственным деятелям и полководцам неизменно
Фронт христианской обороны — пусть он не являлся сплошным, а в христианском мире не имелось единства, — был весьма обширным. В этот период значение конфликта между христианством и исламом во многом определялось тем фактом, что театр военных действий простирался от Гибралтара и Магриба до Красного, Черного, Каспийского морей и Индийского океана. Например, султан Селим II предоставлял военную поддержку андалусийским морискам между 1568 и 1570 годами, а также советовал им вступить в союз с лютеранами; одновременно он изучал возможность прокладки канала между Волгой и Доном. Если бы турецкий флот мог переходить из Черного моря в Каспийское и обратно, угрожая северным рубежам враждебной османам Персии, последствия для мировой истории были бы колоссальными.
Конфликт начал приобретать глобальные размеры. Пий V, прекрасно осознавая масштаб событий, пристально следил за ситуацией в Португалии, побуждая португальские духовно-рыцарские ордена занять линию обороны на стыке Европы с Северной Африкой, и настоял на том, чтобы членом их считался лишь тот, кто сражался в течение по крайней мере трех лет. Между тем Испания после войны с Кипром не проявляла никакого желания втягиваться в конфликты в районе Восточного Средиземноморья, зато еще более пристально следила за событиями в Африке. В 1573 году испанцы заняли Тунис еще раз, но это приобретение оказалось непрочным и бесполезным. Менее чем через год, в июле 1574-го, турецкая армада из 230 галер и 40 000 солдат снова захватила город, на этот раз окончательно.
За этими событиями внимательно наблюдал племянник Филиппа II Испанского Себастьян, в 1557 году ставший королем Португалии. Он родился в 1554 году и занимал престол с трех лет, но в действительности страной долгое время правили регенты. В Себастьяне уживались неясные и противоречивые устремления; он растранжиривал достояние короны и строил грандиозные планы. Себастьян воспитывался в строгости иезуитами, а его кумиром был инфант Генрих Мореплаватель, который сто лет назад заложил основы морского могущества Португалии. Генрих мечтал о том, чтобы принести учение Христа в Индию; Себастьян мечтал принести его в Африку, в легендарный Тимбукту, стоящий на берегах Нигера, и дальше. Он хотел господствовать на морских путях, по которым в Европу ввозились золото и слоновая кость, и распространить христианство на Африканский континент — который, как выяснилось, по размерам был намного больше, чем сообщали античные географы.
Чтобы достичь этой цели, однако, было необходимо установить контроль над Марокко — тем же способом, каким испанцы пытались, с переменным успехом, контролировать современную территорию Алжира и Туниса: они стремились оторвать эти области от Османской империи и подавить североафриканских корсаров.
В июне 1578 года Себастьян отплыл из Лиссабона с целью завоевания Марокко, имея с собой примерно 10 000 португальских солдат, 1600 испанских и около 5000 добровольцев или наемников различных национальностей. Среди наемников были немцы, итальянцы и марокканцы — приверженцы одного из султанов, которым Себастьян намеревался заменить тогдашнего правителя Марокко, сторонника турок. Крестоносцы высадились близ Танжера и направились вглубь континента. Четвертого августа произошла битва при ал-Каср ал-Кабир (Алькасарквивир для европейцев), которую позднее назвали «битвой трех королей», так как в ней участвовали Себастьян и два враждующих султана.
Ни один из них не остался в живых. Погиб и сэр Томас Стукли, английский католик, командовавший папским отрядом, который первоначально предполагали направить в Ирландию, но в последнюю минуту перебросили в Лиссабон. Эта деталь говорит о том, каким сложным в то время было содержание крестоносного идеала.
Себастьян пропал без вести — его тело навсегда затерялось среди марокканских песков и камней. Отсюда родилось пророчество (позднее его подхватят Камоэнс в «Лузиадах» и Фернандо Пессоа), что молодой король, известный как «Сокрытый» (О Encoberto), однажды приплывет обратно и установит «Пятую империю» (пятую по счету после греческой, Римской, христианской и Британской). С установлением португальского владычества исполнится, наконец, истинное мистическое предназначение Европы.
Корсары, вероотступники и пленные
В 1580, спустя год после смерти Себастьяна и в год восшествия на португальский престол Филиппа II, другой воин такого же романтического склада, как и Стукли, французский гугенот Франсуа де ла Ну создал свои «Речения» («Discours»), один из шедевров политической
Европейские державы в это время изыскивали способы создать угрозу для султана в восточной части его империи. Множество путешественников, исследователей, купцов и дипломатов — и тех, кто в разной степени подходил под все эти определения, — в XVI–XVII вв. посещали Персию, пытаясь побудить персидского шаха присоединиться к «крестовому походу» против стамбульского правителя. Персы немало осложняли жизнь туркам; в то же самое время русский царь Иван IV обращал оружие против татар Золотой орды, вассалов Блистательной Порты, и против Астрахани — ключа к Центральной Азии. Если бы русские и персы объединили силы в районе между Каспийским и Аральским морями, то туркам пришлось бы на Востоке иметь дело с новым сплошным сухопутным фронтом. По этой причине османские султаны усиленно стремились устанавливать дружественные отношения, а по возможности — и заключать военные союзы с тюрко-монгольскими правителями обширных областей, лежащих между Мавераннахром, Тянь-Шанем и Каракорумом. Запад тоже начал присматриваться к Центральной Азии. Европейские путешественники, обладавшие и энтузиазмом, и широкими познаниями — от флорентийских купцов Джован Баттиста и Джироламо Веккьетти, до римлянина Пьетро дела Балле, авантюриста и автора разнообразных сочинений, — питали все одну и ту же надежду, возникшую впервые в XIII веке: надежду на мощного центральноазиатского союзника, который вцепится мертвой хваткой в средиземноморского врага и освободит христианскую Европу от страшной мусульманской угрозы.
Но не для всех турки представляли страшную угрозу. Уже было показано, как многие страны, от Франции и Англии до протестантских княжеств Германии, рассматривали их (иногда втайне) как потенциальных союзников по принципу «враг моего врага — мой друг». Вдобавок многие из обитателей Средиземноморского побережья сознавали опасность, грозящую со стороны турок или их вассалов-союзников, берберских корсаров, но считали ее наименьшим злом, или даже полагали, что могут извлечь из нее пользу. Бедняки, угнетенные и бессильные, лишенные средств и возможностей, скованные жесткой политической и институциональной структурой христианского общества, смотрели на мусульманский мир с надеждой и завистью: там, даже родившись в семье калабрийского рыбака или албанского горца, можно было стать монархом или адмиралом. Некоторые — обделенные при наследовании еретики, затаившие злобу неудачники, мечтатели, — даже надеялись, что мусульмане одержат верх над их неблагодарным и несправедливым христианским отечеством. В Европе каждый, кто проявлял излишнее свободомыслие в вопросах религии, оказывался на костре. С другой стороны, жестокие турки, которые сдирали с врагов кожу или сажали их на кол, позволяли сколько угодно молиться Богу Авраама в обмен на подчинение и небольшой налог. Мусульманин, взятый в плен мальтийскими или сан-стефанскими [38] рыцарями во время набегов христианских корсаров на берега мусульманских стран, оказывался на галерах или томился в казематах в Ливорно или Тулоне. Христианин, захваченный во время морского сражения — если он был молод и хорош собой, или предприимчив, или имел счастье попасть к благожелательному и влиятельному хозяину, — мог быстро подняться по социальной лестнице, занять государственную должность или даже стать приближенным султана.
38
Морской орден св. Стефана был создан в 1561 г. с целью борьбы против мусульман.
Прибрежным жителям, купцам, паломникам, тем, кто сражался под знаком креста, постоянно угрожал мусульманский плен. Для вызволения из рабства братьев во Христе были учреждены специальные христианские ордена, такие, как тринитарии и мерцедарии. Из района Средиземноморья дошло множество историй о том, как мальчиков и девочек, мужчин и женщин захватывали турки или берберские корсары. Еще больше было таких случаев, о которых мы никогда не узнаем. Часто мы встречаемся с подлинными трагедиями, но есть и увлекательные истории со счастливым концом. Иногда правда оказывается поразительнее вымысла. Отдельные события, рассказанные в письменных воспоминаниях и дневниках, могут быть вымышлены, но основаны они на свидетельствах очевидцев. Таков, например, случай Андреса Лагуны, доктора из Сеговии, который был известен своими научными трудами и считается автором «Путешествия в Турцию», опубликованного в 1557 году. Книга представляет собой псевдоавтобиографию Педро де Урдималаса, взятого в плен в августе 1552 года у берегов острова Понца: вначале он был гребцом-невольником на галере, а затем рабом в Константинополе. Ему удалось освободиться, выдав себя за доктора — на помощь пришли кое-какие медицинские книги — и вылечив от болезни вначале пашу, своего хозяина, а затем саму султаншу.