Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.
Шрифт:
Репрессии начались немедленно. 3 мая, спустя четыре дня после сдачи, Пирс, Мак-Дона и Кларк были расстреляны по приговору военно-полевого суда (Fieldcourt-Martial). 4 мая были расстреляны Пленкет и еще несколько вождей. Графиня Маркевич была приговорена к смерти, но приговор был смягчен (пожизненные каторжные работы). Затем краткие извещения о расстрелах следовали ежедневно, и только из этих сообщений узнавали фамилии казненных. Конолли был расстрелян позже других, так как он был ранен, и казнь была отсрочена до выздоровления. Массовые аресты происходили в течение первых двух недель после восстания. Арестовываемые предавались немедленному военному суду. Но наибольшую тревогу поселяли поступки английских войск: как офицеры, так и солдаты принялись расстреливать без суда каждую ночь, часто без всяких поводов, тех или иных граждан Дублина, на которых им указывали («к несчастью, есть некоторая доля солидного основания в этих слухах», — признают очевидцы и мемуаристы, даже всецело настроенные в пользу англичан). Так,
Уже 12 мая 1916 г. глава правительства Асквит посетил Ирландию, беседовал с представителями разных течений в стране и объявил, что необходимо на новых основаниях организовать управление страной. Но это было отложено до окончания войны.
26 июня 1916 г. сэр Роджер Кэзмент предстал в Лондоне перед судом по обвинению в государственной измене. Спасения не было, да подсудимый нисколько себя в этом отношении и не обманывал. Когда присяжные заседатели вынесли но всем пунктам обвинительный вердикт, осужденному было предоставлено последнее слово (перед тем, как суд должен был на основании вердикта произнести смертный приговор). Кэзмент отрицал законность суда, осудившего его, апеллировал к будущему свободному ирландскому народу и настаивал на полной правоте своих действий. В 9 часов утра 3 августа 1916 г. Роджер Кэзмент был повешен в стенах Пентонвильской тюрьмы. «Я умираю за свою страну. В твои руки, господи, предаю свою душу», — таковы были его последние слова. Все время он оставался совершенно спокоен.
Так окончилось ирландское восстание 1916 г.
Синнфейнерское движение отнюдь не было убито репрессиями. Оно только временно было придавлено. В феврале 1917 г. произошли частичные выборы в парламент (освободилась случайно вакансия в Нью-Роскоммоне, в Ирландии), и старый граф Пленкет, отец одного из казненных вождей восстания, выставленный синнфейнерами в качестве их партийного кандидата, был избран значительным большинством голосов. Эта удача внесла страшное возбуждение в ряды синнфейнеров и вдохнула в них решимость. К тому же весной 1917 г., в феврале и марте, Англия и вся Европа с волнением следили за последними колебаниями президента Вильсона, ждали со дня на день, что он объявит войну Германии, но еще не были в этом уверены. А ирландские эмигранты в Америке осаждали Вильсона петициями, в которых указывали, что принцип (провозглашенный им) самоопределения малых наций должен быть применен и к Ирландии. Все это побудило кабинет Ллойд-Джорджа дать публичное обещание сделать все зависящее для разрешения ирландского вопроса. Граф Пленкет собрал в Дублине (почти в годовщину восстания 1916 г.) вскоре после пасхи 1917 г. так называемый синнфейнерский совет, иначе говоря, партийную конференцию. Но правительство, со своей стороны, решило созвать ирландский «конвент», с которым можно было бы договориться о предстоящем разрешении ирландского вопроса. Почти одновременно Ллойд-Джордж выпустил из тюрьмы де Валера, графиню Маркевич и других видных синнфейнеров. С этого момента де Валера, школьный учитель по профессии, фанатик ирландской самостоятельности, стал во главе синнфейнеров.
Но дальнейшее развитие ирландского вопроса уже никак не могло повлиять на военные действия. Надежда на ослабление Англии с этой стороны совершенно исчезла в германском главном штабе. А это обстоятельство еще больше заставляло германские военные власти обращаться мыслью к тому единственному средству, еще полностью ни разу не испробованному, которое оставалось в их руках.
То, чего не сделала морская битва при Скагерраке, то, чего не могли сделать неслыханные сухопутные побоища, то, наконец, чего не могла сделать геройская революционная борьба в Ирландии, должны были сделать подводные лодки. Это средство было действительно опасно для Англии; но оно таило в себе смертельную опасность и для Германии. Раньше чем к нему обратиться, решено было снова попытаться заключить мир с Антантой.
3. Настроение в Германии в 1916 г. Мирное предложение 12 декабря 1916 г
Еще не написана полная, документальная и систематическая история всех попыток германского правительства выйти из войны, которая с момента крушения плана Шлиффена, т. е. с средины сентября 1914 г. (по окончании битвы на Марне), стала представляться совсем в другом виде, чем прежде. Быстрая, «веселая война» («frischer, frommer, frohlichcr, freier Krieg»), о которой говорили так бодро и охотно в первые дни похода во Францию, уже давно отошла в область мифов. Когда после одного из страшных побоищ в 1916 г. Вильгельм II написал матери убитого офицера письмо, в котором говорил: «Видит бог, что я не желал этой войны», то Ллойд-Джордж в одной из своих речей так отозвался на эти слова: «Совершенно правильно. Этой войны император Вильгельм не желал. Он желал другой войны, такой, когда он в два месяца покончил бы с Францией и Россией. А эту войну, которая в самом деле
В одном нелегальном революционном листке, выпущенном в Германии около этого времени, иронически говорится: «Конечно, теперь все хотят мира; даже кронпринц, который спешил к устройству массовой бойни, как на представление оперетки, теперь пошел в пацифисты и оплакивает жертвы» (курсив в подлиннике) [122] .
Итак, выйти из этой непредвиденной по своему характеру и опасной затяжной войны стало для канцлера Бетман-Гольвега главной задачей всей его дальнейшей дипломатической деятельности. Но тут сразу представились препятствия, с которыми справиться канцлер оказался не в состоянии.
122
Листок. Volk, nimm dir selbst den Frieden, в сборнике Unterir-discheLiteratur im revolulionaren. Deutschland wahrend des Weltkrieges.Berlin, 1920, стр. 190. Этот сборник, напечатанный Эрнестом Драном и Сусанной Леонгард уже после германской революции, полон огромного исторического интереса.
Препятствия исходили не только от врагов, которые (во главе с Англией) повели после Марны войну на истощение и, справедливо с своей точки зрения учитывая, что в подобной войне они непременно одолеют Германию, не желали и слышать о мире. Препятствия были и внутренние. Весь германский капитализм — банковский, промышленный, торговый, сельскохозяйственный — объединился вокруг программы завоеваний, вокруг таких условий будущего мира, на которые никто из врагов никогда не пошел бы. Весной 1915 г. шесть экономических величайших союзов, объединявших в сущности всю предпринимательскую и, шире говоря, собственническую Германию [123] , выработали общую программу будущих мирных условий.
123
Союз сельских хозяев, Германский крестьянский союз, Христианский крестьянский союз, Центральный союз германских промышленников, Союз промышленных деятелей, Союз среднего класса.
Они требовали, во-первых, обширнейших аннексий на западе и востоке Европы, полного экономического овладения Бельгией и завоевания французских богатых рудой округов Брие и Лонгви, аннексий в Остзейском крае и в Польше, приобретения большой колониальной империи, контрибуций для покрытия германских расходов на войну, насильственно навязанных побежденным врагам торговых договоров и т. д., и т. д. К этим могущественным шести союзам присоединились консерваторы и национал-либералы (а также часть партии центра) в рейхстаге. Сам Бетман-Гольвег в 1915 г. хотя и не усвоил целиком этой программы, но находился под решительным ее влиянием. Он только смягчал выражения и склонен был возможно меньше урезать права и суверенитет Бельгии (понимая, что англичане не пойдут на мир, если прежде всего не будет восстановлена Бельгия). Что касается завоеванной русской Польши, то 5 ноября 1916 г. германское и австрийское правительства сообща провозгласили «независимость» этой завоеванной ими Польши. Не отказывался Бетман-Гольвег при этом и от мысли о тесном «экономическом единении» этого вновь создаваемого государства с Германией, а также о присоединении к Германии Курляндии и на западе — Брие и Лонгви.
Нужно сказать, что в течение всего 1916 г. хотя и выставлялись сравнительно более умеренные программы аннексий, но решительной борьбы против аннексионистов не велось, по крайней мере в легальной печати. Социал-демократия (большинство) в рейхстаге и в своей печати очень вяло и неохотно боролась тогда (в 1915–1916 гг.) с аннексионистами. Революционное выступление Карла Либкнехта пред народом в Берлине 1 мая 1916 г. не было поддержано, так же как не была партией поддержана агитация Либкнехта против войны в нелегальных прокламациях. 3 мая 1916 г. Либкнехт был арестован и предан военному суду. Освобожден он был только в октябре 1918 г. за несколько недель до революции. Аннексионисты разных толков, направлений и оттенков в сущности только в 1917 г. стали наталкиваться на организованное противодействие. В 1916 г. они еще торжествовали.
Таковы были препятствия к миру: обе стороны — и Антанта и Германия — и не думали отказываться от мысли об аннексиях и контрибуциях: первая имела в виду неисчерпаемые, хотя еще и не развернутые полностью силы, а вторая — уже одержанные военные победы и завоеванные чужие территории. Но в интересах Германии было мириться возможно скорее: у нее все успехи были в настоящем, а у Антанты — в будущем. И притом последствия систематического недоедания, еще не такие страшные, правда, как в 1917–1918 гг., все же давали себя очень сильно чувствовать. Вот почему, когда осенью 1916 г. президент Соединенных Штатов Вильсон дал знать германскому послу в Вашингтоне графу Бернсторфу, что он собирается выступить с мирным посредничеством, то Бетман-Гольвег принял это сообщение с удовольствием.