Евстигней
Шрифт:
Еще императрица любила контрасты.
— Если уж маски, так должны етти маски не в уголку томиться — должны плясать вприсядку!
Соединение русской лихости с европейской изысканностью весьма императрицу забавляло. Особенно тешило то, что пляшут вприсядку и графья, и князья, и министры, да и другие чины немалые. Так, верно! В пляске все уравниваются, все — едины. Все — один верноподданный народ!
А для более умеренного отдыха были матушкой выдуманы Эрмитажные собрания: большие, малые и средние.
На «большие» Эрмитажные собрания приглашались:
На «средние» были обязаны являться только лица, пользовавшиеся особым благоволением императрицы.
Ну а на «малые» приглашались одни только близкие к государыне лица. На сих «малых» — гостям было дано предписание: от этикета отказаться вовсе.
Того мало! Самою императрицей были предписаны неукоснительные правила таких «малых» собраний. Правила выставлялись в резной деревянной рамке под занавесочками, при входе в залу отдыха.
Счетом таких правил было ровно десять:
1. Оставлять все чины вне дверей, равномерно как и шляпы, а наипаче шпаги. (Шляпы и шпаги оставлялись. Чины — никогда.)
2. Местничество и спесь оставлять у дверей также. (Спесь прятали. А местничество — его-то куда спрячешь? Не в карман ведь.)
3. Быть веселым, однако ж ничего не портить, не ломать, не грызть. (И портили, и ломали. А фрейлины, так те по временам и грызли.)
4. Садиться, стоять, ходить, как заблагорассудится, не смотря ни на кого. (На матушку-государыню, понятное дело, смотрели; ходили вольно, но все ж таки с оглядкой.)
5. Говорить умеренно и не слишком громко, дабы у прочих головы не болели. (Головы болели у многих, однако ж не от громкого крику: чуялся в дозволяемой свободе подвох, и ухо надо было держать востро! От такого напряженного внимания голову по временам и ломило.)
6. Спорить без сердца и горячности. (Старались вовсю, но горячности избежать мало когда удавалось.)
7. Не вздыхать и не зевать. (От зевков освобождаться научились. А вздохам-то как не быть? Вздыхали, и не раз, старые елизаветинцы, страдая от ненужных вольностей, дамы вздыхали о кавалерах, чувствительные кавалеры — о дамах.)
8. Во всяких затеях другим не препятствовать. (Другим и не препятствовали: другие пускай затевают что хотят! Остерегали от излишних затей себя.)
9. Кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий мог найти свои ноги для выходу из дверей. (Ноги находились не всегда, заплетались, подобно языку. Однако ж веселость сохранялась и при этом.)
10. Сору из избы не выносить. А что войдет в одно ухо, то бы вышло в другое прежде, нежели выступить кому из дверей. А если кто против вышеписанного проступился, то, по доказательству двух свидетелей, должен выпить стакан холодной воды (не исключая дам) и прочесть страничку «Телемахиды». А кто против трех статей провинится, тот повинен выучить шесть строк из «Телемахиды» наизусть. А если кто против десяти проступится, того более не впускать.
(Матушка-государыня была остроумна. Над «Телемахидой» и ее автором, давным-давно затравленным и изничтоженном
Но были не только собрания. Был и театр!
Располагался театр в самом Эрмитажном дворце. Построен был в виде римского цирка, но размеры имел невеликие.
Места для зрителей — обиты зеленым бархатом. Зал подымался ступенчато, образуя полукруг. Мест для императрицы специальных не предполагалось. Ежели наезжала внезапно — выставлялись для нее особые кресла.
Капельмейстерами в театре позволялось быть одним лишь знаменитостям. Что ни имя — фейерверк сиянья и славы!
Чимароза, Галуппи, Паизиэлло, Сарти: славнейшие капельмейстеры тех лет.
Играли в оркестре Эрмитажного театра скрипачи Виотти и Роде, Хандошкин и Пуньяни.
Пели — Маркези, Тоди, Шевалье, Мондини, Сандунова, Самойлов.
Танцоров — тех даже не перечесть. Одна Семенова каких денег и слез государыне стоила!
Изготовлялись для театра и пышные декорации. Производили их италианцы Гонзаго и Губерти.
Ну и наконец, с машинами управлялся, свершая на сцене чудеса тайн и превращений — механик Брегонци.
Но ведь и это было не все!
Матушка государыня сама писала пиэсы и страсть как любила написанное своею рукой смотреть в театре.
«Госпожа Вестникова с семьею», «Именины госпожи Ворчалкиной», «Невеста-невидимка», — чем наша матушка не Вольтер, чем не Дидерот? — вопрошали многие и многие. И при том — многозначительно переглядывались.
Случались и новшества. К примеру, некие представления, звавшиеся «провербс». Комедии на темы пословиц. Сей вид пиэс, созданный во Франции тремя десятилетиями ранее, был в Европе весьма и весьма распространен.
Инсценируя пословицы французские, государыня прибегала к соавторству: принц де Лиль, графы Кобенцль и Сегюр, граф Мамонов, граф Строганов да граф Шувалов — все они принимали посильное участие в расширении смысла пословиц, в доведении их до состояния театрального.
Кроме французских — разыгрывались пиэсы-пословицы русские.
«За вздор пошлины не платят». Или еще смешней — «За мухой с обухом».
Пословицы разыгрывали смеясь, однако ж и с потаенным значением, с важностью.
Александр Васильевич Храповицкий, статс-секретарь, иногда не мог удержаться, записывал о представленном в дневник. Впрочем, старался держаться середины: записывал без негодования, без грубых посмеяний и деланых слез.
Много приятности доставила статс-Храповицкому комедь «За мухой с обухом».
И то сказать! Повод для написания был никак не меньше государственного. А именно: ссора княгини Дашковой со Львом Александровичем Нарышкиным.
Дрязги и ругань меж двумя достойнейшими лицами росли комом, грозили сотрясти основы развлечений и отдыха, балов и эрмитажных собраний.
И все из-за черной в белых подпалинах свиньи! Каковая свинья однажды запросто, по-соседски забрела, никого не спросив, в княгинюшкин огород.