Exegi monumentum
Шрифт:
Нет, духовная сторона диковиннейшей проблемы — чем угодно готов поклясться, неожиданной для меня — превалирует. Но удачно выбрал время Смолевич для своего предложения; почему-то тянет сказать: «Удачненько». Время выбрать они умеют, и что в первый раз, когда надо было мне спасаться от мерзких пришелиц, что теперь... пусть квартиру пожалуют, но... Лечь в могилу, и притом в могилу, лишенную тайны, интимности, на потеху — ладно, пусть на утеху — зевакам, чередою идущим ко мне из Боливии и из Болгарии, Кустаная и Кобеляк, с берегов Байкала и с болотистых лужиц у Аральского моря.
Спящий в гробе мирно спи,
Жизнью
Чьи стихи? Я не знаю, забыл!
А тут все перепуталось: спящий в гробе... жизнью пользуйся... И квартиру дадут, и дачу с правом наследования. А наследовать-то кто будет? Ясно: Люда, жена. А уж после нее? Вася, да? Но и этот, который...
Хрен с ней, с дачей. С квартирой у Никитских ворот. Проживем и на 21,6 м2; но семь метров на брата, даже на учет не встанешь, в очередь на улучшение жилищных условий не втиснешься: ставят только тех, у кого пять метров на человека. Но когда-нибудь и продаваться будут у нас квартиры, хоть 100 м2. Глядишь, и куплю. А от этой должности, что ли... От работы этой я все равно откажусь: не могу, мол. Сформулировать трудно, но должно быть понятно: стоять даже и Лукичом на Калужской площади, дышать выхлопами проносящихся мимо машин, бестолковые диспуты слушать — это одно. Тут же, в том, что мне предлагают сейчас... Тут дело другое: живой — мертвый. Неуважение к смерти? Нет, тут большее что-то...
От-ка-жусь...
Свадьба скромная: по второму-то разу жениться — уж какое тут торжество. И к тому же антиалкогольный закон подоспел: где-то в недрах все еще окутанного тайной Кремля, в верхах назревает решимость ввергнуть нашу страну в обновленную жизнь, и вступить в эту новую жизнь страна обязуется трезвой. И хотя над идиллически-идиотским законом начинают, как водится, потешаться, он еще нависает над нами; и шампанское заменяется безалкогольным напитком «Светоч», а коньяк подается в чайничках.
В дверь звонят, открываю, и сначала просовываются букеты — тугие, развесистые: глядь, с цветами полегче стало, продают у метро, пестрят астрами закраины рынков. Кто бы это, с букетами? Frau Rot приглашал, но она не придет, не решится. Да и завтра у нее у самой именины, и у дочек ее; ей готовиться надо, поздравлять ее примутся в ее новом качестве: почти академик.
Frau Rot телеграмму отбила: на раскрашенном бланке пляшут медведи, через обручи прыгают. Расстаралась Вера Францевна, сочинила: «Москва 113525 Кировоградская 18... такому-то... Любовью нежной пламенея живите теша Гименея...» И еще о счастье, успехах и о том, что она «всегда ваша». Тут намек: «ваша» — значит, в УМЭ была, в УМЭ и останется, пусть уже и не ректором, а всего лишь профессором. Но в своем УМЭ.
А с цветами Гамлет Алиханович пожаловал, с букетом развесистым. Не теряет присутствия духа, с порога — о том, что все начало распадаться, но что жизнь неодолима, коль скоро существуем Люда и я. И о том, что идеи у меня суть наисумасшедшие, он всегда ценил их, хоть и вынужден был их слегка ограничивать. Но теперь, когда Люда нарисовалась и в доме появится собственный психиатр, я спокойно могу безумствовать дальше, ибо в случае чего...
Монотонно урча, лифт в самом деле поднялся; раздвинулись двери. О, Смолевич пришел — и с огромным букетом. За букетом Смолевича застенчиво прячется Надя, неизменная секретарша, опекун и подружка
Впрочем, что-то мне начинает становиться понятным: пришла...
— Где же ваша супруга? — вопрошает смущенно Смолевич,— Мы о ней толковали тут с этими милыми дамами...
— Познакомьтесь,— встревает Надя.— Очень, очень хотела поздравить вас наша соседка, зовут ее Зоя Феликсовна...
— Можно и просто Зоя,— певуче рекомендуется спутница Нади; на ней тонкое вишневого цвета платье с кружевною оторочкой на рукавах и у ворота.
У меня дурацкий вопрос чуть с языка не сорвался: «А где поварешка?»
— Видите ли,— тараторит возбужденная Надя,— на свадьбе непременно должна быть волшебница. Непременно, а то какая же свадьба! Мы все с Зоей Феликсовной знакомы, только так получилось, что издали, а она рядом с нашим УМЭ живет, теперь с «Логосом»; и она, оказывается, немного волшебница.
— Полагаю, добрая?
— В основном, конечно, я добрая,— дама в платье вишневом подхватывает,— но по-всякому оборачивается. О границах добра и зла много споров идет, философский вопрос...
— Какая у вас специальность? — И, набравшись смелости:— Уж не салюты ли?
— Может быть, и салюты. И еще телеграммы, открывайте скорее дверь...
Открываю. В коридорчике тетя Паша, разносчица телеграмм:
— Вам еще одна телеграммочка, распишитесь...— И вручает мне красочный бланк.
Разворачиваю, читаю: «Дорогому Лукичу желает счастья Скорбящая Мать». Да, понятно. Возвращаюсь в свой кабинетик, он же столовая.
Гамлет взял на себя обязанности тамады. Первый тост — за нас с Людой; разумеется, и ее деликатная специальность была обыграна: «УМЭ... ум... сумасшествие...» Тут наш Гамлет малость запутался, поспешили выпить. Люда чуть коснулась губами бокала с хитроумно камуфлированным шампанским.
— Лимонад-то горчит...
Что ж, пришлось нам потешить гостей...
Лихо выпили и за маму Люды. Очень дружно выпили за УМЭ, каламбурили напропалую; цветы в вазах, будто одобряя наши каламбуры, кивали головками.
Гамлет всех объединил, говорил о новых временах и о новом мышлении — жалко, если действительно новое мышление, новый Логос мы заменим всего лишь обновленным, запрещаемым ранее материалом: так, прибавим к Чернышевскому Владимира Соловьева, к Луначарскому — о. Павла Флоренского и тем ограничимся.
Мой коварный покровитель Смолевич деликатно отъединился; вместе с ним — волшебница Зоя Феликсовна.
— Что ж, пора мне,— шепнул в тесной прихожей.— И уж Зою Феликсовну я с собой уведу, мы с ней, смею надеяться, подружились. И о деле,— понизил голос,— о деле ни слова сегодня, будьте счастливы при любом решении вашем. И скажу заодно уж, даже если откажетесь, немедля ступайте в райисполком, подавайте заявление на расширение жилплощади...
— Но есть норма, Владимир Петрович...
— Норма нормой, а вы заслужили, выстрадали. Тридцать третий решил вам к свадьбе подарок сделать, у нас есть неучтенные фонды, лимит собственный. Там, в райисполкоме, сразу же идите в жилотдел, к инспектору Такому-то. Назовите свою фамилию, все пойдет как по маслу. Так что жить с Людмилой Александровной в любом случае не будете в тесноте. Всего наилучшего!