Эй на Груманте

Чекмарев Владимир Альбертович

Глава 46

Ротмистр Штурм представился и щелкнул каблуками. Я приглашающе показал ему на кресло у стола сервированного по Грумантски (Грумантская клюквенная пятидесятиградусная настойка, олений окорок, соленая и копченая рыба, свежий каравай). Мы приняли по одной за встречу и ротмистр начал свой рассказ…

В Монголии, бывший Семеновский есаул,

произведенный Унгерном в войсковые старшины и отправленный с полком на подавление мятежа в Улаагоме, внезапно объявил себя князем Убсу-Нур (по имени местного озера ) и заявил об автономии и полной экстерриториальности своего княжества. Это было бы мелочью, но из этого инцидента густо торчали ушки лимонников. И как раз находящийся недалеко от этих мест капитан Государственной безопасности Шубин, получил приказ исполнить потерявшего края есаула и его британского советника.

Ротмистр оделся под хунхуза, взял любимый карабин и любимый же Наган (оба ствола были лично им оттюнингованы и пристреляны, что неоднократно спасало ему жизнь), положил в седельные сумки две сотни патронов к Мосинке, сотню к Нагану, коробку с двумя тысячами капсюлей, сухой паек и фляжку с настоящим Шустовским коньяком и начал свой очередной анабазис. И уже подъезжая к озеру Убсу-Нур ротмистр увидел у кумирни аллегорическую сцену… трое хунхузов тащили к костру связанного монаха, и явно не для того, что бы у него исповедаться. Ротмистр не был сентиментален. Его личное кладбище было достаточно солидным, но вот если в его присутствии обижали священников, то тут он принимал жесткие меры. Однажды он своей волей расстреляли целый Комбед *, члены которого зверски расправились с деревенским батюшкой, не дававшим им грабить храм. Дело было в том, что его покойная прабабушка, овдовев передала все имущество детям и ушла в монастырь (она была православной) и с тех пор в их семье было особенное отношение к священнослужителям.

Ротмистр спокойно, как в тире расстрелял хунхузов, подъехал к ююкумирне и освободил монаха, звали Джин Цзы и который пригласил отважного Белого тигра несущего знаки императора Фу Си в кумирню, дабы отдохнуть и разделить с ним трапезу.

И дальше рассказ пошел от первого лица:

' Я удивился каким то знакам на себе, но монах указал на мою наградную «Краснознаменную революционную шашку», с которой я не расставался. Причем клинок был своеобразный… с одной стороны на эфесе было орден Красного знамени (именно на него мне показал китаец), а с другой белел эмалью «Георгий». Я говорил всем, что это трофей, но и шашка и Георгий были мои. Георгий некогда получил ротмистр Штурм, а наградное революционное оружие, уже сотрудник ГПУ Шубин.

Джин Цзин пояснил мне, что такой же знак носили Высшие мандарины императора.

После чая, китаец поклонился мне, поблагодарил за спасение и протянул мне внезапно появившийся у нег в руках медальон и сказал, что это Жетон Переноса, который в случае опасности переносит хозяина в безопасное место, но возможно в другом Мире. Вместе с объектом переносятся все его вещи плюс те, которых касалась в момент переноса его рука. Иные живые объекты при совместном переносе гибли. И предвосхитив этот мой вопрос, китаец сказал, что этим медальоном может пользоваться только тот, кому его подарили. Я не был материалистом, а был больше циничным мостиком, чего в свое время нахватался у барона Унгерна, мотаясь с ним в партизанском отряде по австрийским тылам*.

Распрощавшись с Мастером Цзином я продолжил путь и без особых приключений (дорожный расход боеприпасов составил одну обойму мосинских патронов и один нагановский барабан. И уже подьезжая к озеру Убсу-Нур я нарвался на бой. Сцепились неизвестно, как оказавшиеся тут, китайский и казачий полки (неизвестно откуда тут взявшиеся). Выстрел из «трехдюймовки» я опознал сразу, как и по нарастающему звуку снаряда понял, что попадаю в зону поражения и крепко схватился одной рукой за поводья, а другой за медальон. Что то грохнули, сверкнуло и я оказался на шляхе на востоке Силезии. Я лежал придавленный убитым конем, а предомною торчали три всадника в средневековой одежде каких то ландскнехтов. Тот из них, что был одет по богаче сказал на немного странном, но вполне понятном мне немецком: «Генрих, добей эту дохлятину и пошарь у

него в седельных сумках, уж больно они у него пухлые».

Но дохлятина не оправдала их ожиданий… у меня, по давней партизанской (а потом и по оперативное) привычке, и шуя и десница имели в уставной близости рукоятки Наганов, а стрелял я одинаково хорошо с обеих рук. Одного из негодяев, я оставил с прострелянными руками ногами для допроса и выяснил, что я во временах Ивана Грозного и эта троица в составе безземельного барона Штрауха и его слуг, ехала наниматься в армию принца Франсуа. Фотографий на документах тогда небыло и грамоты барона фон Штрауха, мне замечательно подошли.

Ну а потом блестящая карьера у принца и в финале посольство на Грумант".

Мы с Глебовским понимали, что ротмистр не все договаривает, но кадр это был ценный. Я принял у посла верительные грамоты, старший майор оформил капитана в Секретный международный отдел и натравил на барона и его сотрудников шесть лучших «Медовых ловушек».

Комбед* — Комитет бедноты. Исполнительная большевистская структура для продвижения Военного коммунизма на селе и кофе и часы ионного пробовал описанного налога. Состояли в основном из сельских маргиналов или же были фиктивными, то есть в них вступала вся община. В истории этого Мира, были распущены эсэровским ВЦИКОМ.

Партизанский отряд барона Унгерна* — об этом в следующей статье

Глава 47

Партизаны Николая II

Когда Первую Мировую, в России назвали Второй Отечественной (Первая подразумевалась война 1812 года), то кое что из той истории Русское командование попыталось внедрить в свою современность. Начали естественно с Ополчения, были созданы десятки ополченческих бригад, дивизий и даже корпусов,, ополченцы официально звались ратниками и было их больше трех миллионов. Ну и не могло командование пройти мимо партизанских отрядов, а ля Денис Давыдов.

Добровольческие отряды, составленные из действительных служащих Императорской армии, активно включились в войну. Разведка, диверсии, рейды — были их основными видами деятельности. Кстати, железнодорожную войну изобрели именно Русские партизаны, идею привнесли волонтеры Бурской войны, запомнившие страшные британские бронепоезда. Особо отличившимся командирам «Отрядов особого назначения», высочайшим повелением, разрешалось числиться как Атаманами. Над кокардами и на погонах, партизаны носили символ «Адамовой головы».

Одним из наиболее известных подобных формирований, был Конный отряд особого назначения атамана Леонида Пунина. В отряд входили одиннадцать офицеров, семнадцать унтеров и урядников, 296 казаков плюс подразделения специалистов: семь подрывников, двенадцать связистов (соответственно телефонисты и телеграфисты), шесть кузнецов, три ветеринара, пять фельдшеров и три доктора, а также мобильное орудие, перевозимое в зависимости от ситуации, на передке либо на повозке.

Отряд Пунина развернул диверсии на железнодорожных магистралях от Рижского залива до Полесья. Партизаны успешно блокировали узловые железнодорожные станции: Гродно, Лодово, Волковыск и другие, взрывая вокруг них железнодорожные мосты, стрелки и целые фрагменты путей. Отряд организационно был разбит на восемь мобильных групп по 25 человек, которые могли действовать, как вместе, так и по отдельности. В процессе боев отряд Пунина вооружился германским трофейным оружием, так было легче с боеприпасами, которые партизаны добывали из обозов и складов противника, там же изымалось и продовольствие. Партизаны Пунина принимали участие в боях на Рижском плацдарме, в Двинской, Митавской и Рижских операциях. И везде Отряд показал себя на высшем уровне. Поручик (Атаман) Пунин, был награжден двумя Георгиями, Владимиром, Анной и двумя Станиславами.