Эйфория
Шрифт:
— Пожалуйста, не покидай меня, — произнёс Норман.
Когда солнце растворилось, тучи стали мрачнее, приобрели глубокий красно-оранжевый цвет: их некогда яркие цвета растаяли в оттенках серого. Повиновение. Безропотность. Уступчивость.
Он позволил себе проронить на прощание постыдные слёзы.
Он вспомнил, что не знал её возраста, или её второго имени, и что никогда не говорил ей, как солнечный свет наводняет просторы его сознания, когда он с ней. Он воспринимал её ирреальной, как мечта, и мечтой она и стала. На несколько мгновений ему показалось, что страдание возьмёт верх над ним.
Затем медленно, как калейдоскоп цветов неба, это прошло.
Как только это закончилось, он почувствовал, что его голова прояснилась. Когда его зрение восстановилось, он перевёл взгляд с одной ладони на другую в усиливающихся сумерках: с УРС на триптокаин, со сладостной напряженности на безотлагательное облегчение, с чёрного на голубой и обратно. В тускнеющем свете становилось труднее назвать разницу между ними. Он чувствовал
Норман мог ощущать тень штаб-квартиры ФБР, нависшую над ним. Даже не бросая взгляда через плечо, он знал, что в укромном уголке парка стоит темноволосый человек, в тёмном костюме и наблюдает оттуда за ним. Джейден знал, что он – или один из его неотличимых друг от друга собратьев – преследовал его с тех самых пор, как забрали Мелиссу. Он знал, что теперь, возможно, его будут преследовать вечно. Он также знал, что где-то глубоко внутри, в месте, которое ФБР не сможет найти, есть часть его, подобная несгибаемому стержню, ядру пылающей звезды; часть его, проявившая себя на минувшей неделе, открывшаяся Мелиссе под дождём и Рейни на парковке.
Он молился, чтобы ему хватило сил сделать выбор. Он молился, чтобы его ядро продолжало пылать.
Когда последние лучи света покинули землю, Норман закрыл обе ладони, словно захлопывая последнюю главу увесистой книги, и на краткое мгновение действительно понял, каково это испытывать эйфорию.