Эйнштейн
Шрифт:
Жил он у Эренфеста, чувствовал себя как дома, даже Эльзе писал редко (или закрутился, или, возможно, его оскорбило ее письмо, цитированное выше). К Илзе, 27 мая: «Я свинья, не отвечал на твои письма и писал маме так мало… но ты - ты моя дорогая, моя безукоризненная обезьянка, ты сама это знаешь…».
В мае Эйнштейн подписал обращение немецких ученых в поддержку республиканской конституции, боялись они не зря: на парламентских выборах 6 июня стало видно, как в голодной обозленной стране все меняется к худшему. СДПГ получила 21,92 процента голосов (было 37,86), ДПГ (партия, за которую опять голосовал Эйнштейн) - 8,28 (было 18,56). Зато правые (Германская национальная народная партия) и крайне левые (Независимая социалдемократическая партия) прибавили примерно по 10 процентов: общество поляризовалось. 13 июня он поехал с лекциями по ОТО в Норвегию и Данию, взяв с собой Илзе (якобы он нуждался в секретаре). 24го в Копенгагене - вторая встреча с Бором. По возвращении, 1 июля, он вместе с другими членами Берлинской академии наук был приведен к присяге на верность Конституции
Ученых, подозреваемых в пацифизме или недостаточном патриотизме, запугивали физически: Хельмут фон Герлах бежал из Берлина изза угрозы убийством, Эмиль Гумбель был избит до полусмерти. Эйнштейна физически не трогали, но 6 августа правый публицист Пол Вейланд в националистической «Теглихе рундшау» обвинил его в плагиате и совместно с физиком Эрнстом Герке анонсировал 20 лекций «Сообщества немецких естествоиспытателей за сохранение чистой науки» по «антиотносительности» в Берлинской филармонии. 24 августа на первой из таких лекций Вейланд заявил, что теория относительности - чушь, и сослался на нобелевского лауреата Филиппа Ленарда (1862-1947, автор выдающихся работ в области физики твердого тела, был монархистом, из ненависти к Веймарской республике стал антисемитом; верил в эфир, отвергал все новые веяния, включая и кванты). Герке же заявил, что теория относительности - «массовый гипноз», а ее автор - «ищущая популярности собака», «плагиатор», «шарлатан» и «дадаист» [23] .
Эйнштейн присутствовал на этом мероприятии. И физическая смелость у него была, и моральная. Дарвин бы умер от страха, не пошел. А этот сходил - и обошлось. Не избили. Он ответил 27 августа в «Берлинер тагеблатт»: «Я хорошо знаю, что оба выступавших не достойны ответа от меня, потому что у меня есть серьезное основание полагать, что вовсе не борьба за научную истину ими руководит. (Вот если б я был немецким националистом со свастикой или без, а не евреем, либералом и космополистом, тогда…) Я отвечаю только потому, что действующие из лучших побуждений друзья убедили меня. Вопервых, сегодня, насколько мне известно, среди ученых, внесших существенные вклады в теоретическую физику, нет ни одного, кто не признал бы, что теория относительности полностью логична и подтверждена экспериментальными фактами… (Назвал Лоренца, Планка, еще десяток светил.
– М. Ч.) Среди убежденных противников релятивистской теории я знаю из физиков мирового уровня только Ленарда… Я восхищаюсь Ленардом - мастером экспериментальной физики; в теоретической физике он, однако, ничего не совершил, и его возражения против общей теории относительности настолько поверхностны, что до сих пор я не считал необходимым отвечать на них».
Выступлением Вейланда и особенно Герке возмутились многие дома и за границей; телеграммы в поддержку Эйнштейна слали не только члены «Нового Отечества» и «Общества феминисток», но и священники, студенты, профессора, графини, театральные режиссеры. (Добрые люди слали телеграммы, но ничего не пытались делать, чтобы защищаться от злых.) Эренфест вновь звал в Лейден; в Берлине заговорили, что Эйнштейн уезжает. Габер и Планк умоляли остаться. 6 сентября министр культуры Хениш от лица нации принес письменные извинения; Эйнштейн отвечал, что уезжать пока не собирается. Друзья, надо заметить, осудили и его ответ Вейланду и Герке. Эренфест: «Мы с женой поверить не можем, что Вам принадлежат некоторые фразы в той статье…» Он писал, что надо не рыпаться, молчать, а если отвечать, то евреям будет только хуже. Эйнштейн ответил ему, что в ответ на оскорбления следует защищаться. Макс Борн тоже его отругал, после чего он, видимо, на какойто миг и сам поверил, что надо помалкивать. 9 сентября, Борну: «Все мы время от времени приносим жертвы на алтарь глупости… что я и сделал, написав эту статью». Президент Немецкого физического общества Арнольд Зоммерфельд уговаривал помириться с Ленардом. (Эйнштейн не был с ним знаком.) Случай представится скоро: на конференции «Общества немецких естествоиспытателей и любителей искусств» в БадНаугейме.
В сентябре он с Эльзой отправился в лекционное турне: сперва в Киль на Осеннюю неделю искусств и наук, где познакомился с бизнесменом и меценатом Германом АншютцКемпфе, затем в БадНаугейм. 23 сентября - в день дискуссии по ОТО - здание, где проводилась конференция, окружили вооруженные полицейские: боялись «провокаций». Планк открыл дискуссию и предоставил слово Ленарду как самому старшему. Тот говорил об эфире и утверждал, что установленный астрономами факт отклонения лучей света в гравитационном поле ничего не доказывает. Потом выступили в защиту ОТО Герман Вейль, Густав Ми и Макс фон Лауэ. Вышел Эйнштейн. «Берлинер тагеблатт»: «Публика оживилась. Взгляды устремлены на обоих противников, как будто происходит турнир. Ленард не слаб, но Эйнштейн парирует превосходно». Потом Планк открыл прения, выступили семь физиков, все - в пользу Эйнштейна. Когда все кончилось, Эйнштейн попросил Ленарда о приватном разговоре, но тот отказал. Макс Борн: «На физической секции Филипп Ленард выступил с резкими, злыми нападками, с неприкрытой антисемитской тенденцией против Эйнштейна. Эйнштейн хотел было резко ему ответить, но я сдержал его. Он сожалел, что его тогда охватило волнение и он утратил чувство юмора. С этого времени Ленард занялся систематической травлей Эйнштейна». В 1938 году Ленард писал: «Я воспринимал этого еврея, согласно принятой тогда точке зрения, как человека арийской расы, и это
Эльза изза всего этого получила микроинсульт, ее положили в больницу Штутгарта, где ее муж также выступил с лекцией, потом (врачи сказали, что состояние жены неопасно и ее лучше оставить в покое) поехал на юг Германии в Бенцинген и провел несколько дней с сыновьями. Писал Эльзе, что мальчики «развиваются великолепно», но признался, что ему было тяжело их видеть: «у них такие большие толстые руки» и «несмотря на весь их интеллект в них есть чтото неуловимо животное». Однако он возобновил осаду Милевы, чтобы она переехала с детьми в Германию или хотя бы отдала Ганса, - он рекомендует ему Политехническую школу в Дармштадте. Сын ответил, что бросать свою школу и мать не хочет и никуда не поедет.
В Лейдене наконец поверили, что Эйнштейн не коммунист, и утвердили на должность приглашенного профессора; он пробыл там две недели с 21 октября и навестил могилу Спинозы. Должна была вотвот выйти книга Мошковского; сам Эйнштейн по этому поводу нимало не беспокоился, но Макс и Хедвига Борн пришли в ужас. Хедвига - Эйнштейну: «Этот человек не имеет никакого понятия о сути Вашего персонажа… будь у него хоть проблеск уважения и любви к Вам, он не написал бы это. Если Вы позволите этой книге выйти, разразится новая, ужасная клеветническая кампания, и не только в Германии… Бесполезно будет оправдываться, что Вы дали разрешение из слабости, из добродушия. Никто не поверит. Останется лишь факт, что Вы дали разрешение одному из самых презренных немецких писателей для записи своих разговоров… Для всех, кроме 4-5 Ваших друзей, эта книга будет Вашим моральным смертным приговором». Макс Борн - Эйнштейну: «Умоляю, делайте, как я говорю. В противном случае - прощай, Эйнштейн! Ваши еврейские „друзья“ добьются того, что не смогли сделать антисемитские банды. Вы не понимаете. В таких вещах Вы дитя. Мы Вас любим, и Вам стоит прислушаться к мнению здравомыслящих людей, но никак не Вашей жены».
Эйнштейн дал себя убедить и написал Эльзе, что запрещает публикацию (а также отказал в просьбе Ассоциации по борьбе с антисемитизмом войти в ее исполнительный комитет: «Не считаю, что мы, евреи, можем непосредственно способствовать борьбе с антисемитизмом»); Эльза была расстроена, жена Мошковского умоляла не губить мужа, несущего убытки, и в 1921 году книга всетаки вышла с оговоркой, что Эйнштейн «не несет ответственности за содержание». Книжка на самом деле заурядная, а ее «ужас» в том, что еврей превозносит еврея, что, как считали Борны, недопустимо: евреи должны сидеть тихо. В ней масса неубедительных фрагментов; якобы Эйнштейн сказал: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс», а Мошковский прокомментировал: «Скажу прямо, я был поражен, услышав, что он, великий ученый, находит источник высшего счастья вовсе не в науке». В СССР она была популярна, ей доверяли и всех особенно потряс этот пассаж о Достоевском. Лев Кассиль: «Известный ученый (!
– М. Ч.) А. Мошковский, близко знавший (!
– М. Ч.) великого Эйнштейна, писал…» Л. Ю. Писарчик, кандидат философских наук: «В художественном мировоззрении Достоевского Эйнштейн находил тот высший моральный принцип, который он не мог подчерпнуть ни в каком ученом трактате».
3 ноября Эйнштейн прочел лекцию в Ганновере, 7го вернулся в Берлин. Все скверно. Денег нет ни у кого, научные исследования под угрозой. Ряд немецких академий и профессиональных ассоциаций объединились в Чрезвычайное общество поддержки немецкой науки и образования, чтобы предотвратить крах; Эйнштейн вступил туда и стал ответственным за привлечение американских пожертвований. Очень кстати Принстонский университет, университет штата Висконсин и Национальная академия наук в Вашингтоне пригласили его читать лекции. Но он колебался. Звали в Англию - тоже колебался. Пригласили в Испанию - обещал приехать ненадолго, потому что там очень хотела побывать Илзе. Эльза была не против Америки, но ее не устроил гонорар -15 тысяч долларов. 8 декабря вышел в свет «Краткий очерк развития теории относительности», а 15го Эйнштейн подписал свою первую петицию о помиловании. Объектом ее был Йожеф Келен, венгерский коммунист (после 133 дней существования Венгерская советская республика была уничтожена, многих казнили без суда и следствия). В те времена международные петиции еще имели какойто вес: Келен был приговорен к пожизненному заключению, в 1922м по обмену пленными попал в СССР, занимал высокую должность, но от судьбы не ушел: был перемолот сталинскими жерновами в 1938 году.
В декабре еврейская община Берлина спохватилась, что Эйнштейн не является ее членом и не платит налог на синагогу. Он отказался: «Никого нельзя принудить стать членом религиозной общины. Слава богу, те времена уже давно канули в Лету. Я заявляю раз и навсегда о своем намерении не вступать ни в какую религиозную группу». В Берлине проездом побывал Бор, еще поговорили; 16 декабря Эйнштейн писал Эрнесту Фэрроу, ботанику из Кембриджа, что зубрит английский, но на вопрос, куда же он едет, в Англию или Америку, отвечал уклончиво. В январе 1921го читал лекции в Праге. Эльзе, 8 января: «Сегодня утром слушал квартет - очень красивый, как в старые времена. Первую скрипку играет парень 80ти лет! Скоро мне осточертеет относительность. Даже такие вещи надоедают, когда слишком в них увязнешь…» Ему очень нравился президент Чехии Масарик, и он предложил присудить ему премию мира. (Премии Масарик не получил. Он умер в 1937м, за год до гибели Чехословацкой республики.) Что касается премии по физике - Планк, де Хааз и Варбург вновь выдвинули Эйнштейна, и вновь вопрос о лауреате перенесли на следующий год.