Эйзенхауэр. Солдат и Президент
Шрифт:
Эйзенхауэр буквально разрывался между желаемым и необходимым. Он считал, что США "должны поставить в известность британцев, с какой серьезностью они смотрят на эту ситуацию, какой ошибкой, по их мнению, является решение Египта и какое оно вызовет сопротивление американского народа...". И несмотря на утверждение англичан, что Египет совершил преступление, Эйзенхауэр констатировал: "...власть суверенного права государства — отчуждать частную собственность на своей собственной территории — вряд ли может быть подвергнута сомнению" и "Насер действовал в пределах своих прав". Над претензиями англичан — мол, египтяне не смогут эксплуатировать канал — Эйзенхауэр лишь посмеялся. Панамский канал, по его мнению, — сооружение куда более сложное, и у него не было никаких сомнений в том, что египтяне смогут его эксплуатировать. Но он был уверен и в другом: "...размышляя о нашей ситуации в Панаме, мы не должны допустить, чтобы эта акция сошла Насеру просто так" *8.
21
Занятия политикой явились антрактом в суэцком кризисе, но только очень коротким. Как только Эйзенхауэр возвратился в Вашингтон, положение на Среднем Востоке, а не предстоящие выборы стало главным вопросом, интересующим его лично.
Но, конечно, он не мог полностью посвятить себя этому. Проблема обучения в начальных школах, например, висела над ним тяжелым грузом, поскольку одновременно с суэцким кризисом и избирательной кампанией в стране начался новый учебный год. Количество учащихся — в колледжах, в средних и начальных школах — было в 1956/57 году самым большим за всю историю страны. Ощущалась острая нехватка помещений для занятий и учителей. Эйзенхауэр часто повторял, что образование даже более важно, чем оборона, и вместе с тем единственным серьезным контактом правительства с миллионами детей, которые, по всеобщему мнению, являлись самым большим достоянием нации, была программа школьных завтраков. Два важнейших вопроса, стоявших перед системой образования, — нехватка учителей и классных помещений — отнюдь не пользовались вниманием со стороны федерального правительства. Дети, родившиеся в период бэби-бума*, не получали должного образования.
[* Период подъема рождаемости после окончания войны в Корее.]
Эйзенхауэра ни в коей мере нельзя считать полностью ответственным за сложившуюся ситуацию, однако определенная часть вины все-таки лежала на нем. Как справиться с нехваткой учителей? Других предложений, кроме как уговорить власти штатов повысить учителям зарплату, к нему не поступало, и он сам выдвинул федеральную программу — предоставить займы и субсидии штатам для строительства школ. Правда, он сопроводил эту программу определенными условиями, из-за которых она, как его и предупредили, стала неприемлемой для Конгресса. Основное его условие — выделение средств только бедным штатам; богатые штаты, такие, как Калифорния или Нью-Йорк, могли сами решать свои проблемы. На практике это означало, что все деньги уйдут на Глубокий Юг, где будут использованы для усиления системы сегрегированного обучения в школах, существовавшей открыто в полном пренебрежении к решениям Верховного суда. Эйзенхауэр отказался расширить свое предложение и направить средства тем штатам, которые могли бы обеспечить принятие закона. Вместо этого он предпочел не делать ничего. Он надеялся, что штаты сами решат эту проблему или она каким-то образом просто исчезнет.
Но она не исчезла, не могла исчезнуть и не исчезает. Как только начались занятия и школьная администрация попыталась вести обучение без сегрегации, в соответствии с постановлением суда, в городе Клинтон, штат Теннесси, и в Мэнсфилде, штат Техас, произошли массовые беспорядки. 5 сентября на пресс-конференции прозвучал вопрос: "Можно ли сделать что-либо на государственном уровне, что поможет местным властям решить эту проблему без возникновения беспорядков?" Эйзенхауэр полагал, что нельзя. Это проблема местных властей. "И давайте помнить, — сказал он, — что в соответствии с законом федеральное правительство не может... вмешиваться в дела штата до тех пор, пока штат окажется не в состоянии самостоятельно решить свой вопрос" *9. Но избавиться так просто от этой проблемы ему не удалось, поскольку кризис в вопросе десегрегации обучения в школах с каждым годом все больше и больше приближался к опасной отметке. Такой отметкой был вопрос: будет ли федеральное правительство использовать армию, чтобы с помощью силы обеспечить выполнение решения суда о десегрегации? Если оно прибегнет к использованию армии, то возобладает интегрированное обучение, и Юг (и страна) изменится необратимо. Если же оно этого не сделает, сегрегация будет продолжаться.
Каждый,
Но кое-кто хотел, чтобы испытание состоялось немедленно. Губернатор Техаса Аллан Шиверс, поддерживавший Эйзенхауэра на выборах 1952 года, направил техасские рейнджерс *, чтобы не допустить исполнения решения суда — вернуть на старое место черных учеников; при этом он заявил: "Я игнорирую федеральное правительство. Скажите федеральному суду, что если они хотят найти кого-либо для этого дела, то пусть приходят за мной и цитируют меня". Эдвард Морган из телерадиокорпорации Эй-Би-Си спросил Эйзенхауэра: "Будете ли вы рассматривать этот инцидент как ситуацию, в которую должно вмешаться федеральное правительство, и если нет, то каково ваше представление о тех условиях и ситуации, при которых федеральное правительство должно вмешаться?"
[* Рейнджерс — армейские подразделения специального назначения, которые используются для патрулирования, совершения диверсионных актов и т.п.]
Эйзенхауэр достаточно ясно ответил на первую часть вопроса, но ушел от ответа на вторую. Если федеральный суд осуждает кого-либо за неуважение к суду, сказал Эйзенхауэр, то, конечно, судебные исполнители обеспечат выполнение судебного предписания: его посадят в тюрьму или заставят заплатить штраф. Но о том, каким образом использовать судебных исполнителей или какую-либо другую силу, имеющуюся в распоряжении федеральных властей, чтобы направить негритянских детей в ту школу, в какую они были определены решением суда, Эйзенхауэр не сказал ни слова. Вместо этого он осудил беспорядки и насилие, выразив надежду, что штаты выполнят свои обязательства как по поддержанию законности и порядка, так и по проведению в жизнь решений суда о совместном обучении в школах.
Эйзенхауэра спросили, может ли он дать какой-либо совет молодым людям в пограничных штатах, которые этой осенью станут посещать десегрегированные школы. Эйзенхауэр сразу же подумал о белых, а не о черных детях. Он сказал, что понимает, "как трудно через закон и через использование силы изменить сердце человека". "Юг, — сказал он, — полон людьми доброй воли, но они не единственные, которых мы теперь слышим". Эйзенхауэр осудил "людей... настолько наполненных предрассудками, что они прибегают к насилию; то же самое можно сказать и о другой стороне — это люди, которые хотят решить все сегодня". (Сравнение Эйзенхауэром активистов борьбы за гражданские права с бесчинствующей на Юге толпой привело в ярость Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения.) Эйзенхауэр также сказал: "Мы должны все... помочь осуществить преобразование духа так, чтобы экстремисты с обеих сторон не нанесли поражение разумному, логическому завершению всего этого дела, то есть признанию равенства людей". Это высказывание дало повод для следующего вопроса. Одобрил ли Эйзенхауэр решение по делу Брауна, или он просто согласился с ним, как это отразила Республиканская партия в своей выборной платформе? Эйзенхауэр дал такой ответ: "Я думаю, не имеет значения, одобрил я это дело или нет. Конституция действует так, как ее интерпретирует Верховный суд; и я должен подчиняться этому правилу, делая все возможное, чтобы обеспечить соблюдение Конституции в стране" *11.
Такое вот отношение он демонстрировал в течение всей выборной кампании. Он отказался обсуждать дело Брауна или вопрос о десегрегации, за исключением отказа от дискриминации негров в Вашингтоне, в армии и ВМФ, что, как он отмечал с гордостью, произошло по его указанию. Поскольку десегрегация не была той темой, которую демократы могли поднять, Эйзенхауэру удалось успешно отложить ее еще на один год. Но какова была цена, которую за это заплатили дети, и особенно жившие на Юге чернокожие, никто не может сказать.
Еще до конференции Эйзенхауэр предупредил республиканцев: если они выдвинут его, он не будет организовывать активную широкомасштабную выборную кампанию. Вместо этого он намеревался выступить пять или шесть раз по национальному телевидению. Одна из причин — состояние его здоровья; другая — в отличие от кампании 1952 года у него уже был наработанный авторитет; третьей причиной была его занятость — президент просто не имел возможности тратить время на участие в предвыборных мероприятиях в отличие от предыдущей выборной кампании, когда он был только кандидатом в президенты. Через месяц после выдвижения кандидатом в президенты, 19 сентября, он выступил по телевидению со своим первым обращением. Он трезво обрисовал положение в мире и подчеркнул роль Администрации в его сохранении. Он отверг призыв Стивенсона запретить ядерные испытания как "театральный жест" *12.