Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии
Шрифт:
– Вы желали переговорить со мной, мсье?
Я к вашим услугам. Но давайте лучше сядем в карету, там нам будет спокойнее и удобнее…
Незнакомец отпрянул, как бы намереваясь бежать.
– Вот этого делать как раз не следует, – сказал ему Тьер. – Если вы не сядете в мою карету, мои люди силой заставят вас это сделать.
– Останемся лучше здесь, – предложил Тьеру незнакомец.
– Нет. Поедем в министерство. И не заставляйте меня прибегать к насилию.
Незнакомец сел в карету.
Приехав в министерство, он назвал себя.
Это был Симон
Он поведал Тьеру о том, что был одним из тайных агентов Марии-Каролины и что ему известно убежище герцогини.
– Через несколько дней я должен вручить герцогине важные документы. Следовательно, я увижу ее. Хотите, я выдам ее вам?
– Сколько? – спросил министр.
– Пятьсот тысяч франков.
– Вы их получите!
24 октября Дейц прибыл в Нант в сопровождении комиссара полиции Жюли. Сразу же по прибытии он отправился на улицу От-дю-Шато, чтобы убедиться в том, что герцогиня по-прежнему скрывается там.
И в мансарде произошла сцена, лишний раз доказывающая, что судьба – великолепный драматург.
Дейц вручил Марии-Каролине два письма. Одно было от Берье, другое – от банкира Жожа.
Вскрыв письма, герцогиня увидела, что они были написаны симпатическими чернилами. Обработав письма реактивами, она стала их читать. Сворачивая второе письмо, она произнесла спокойным голосом:
– Банкир советует мне быть начеку, поскольку один человек, которого я считаю надежным, продал меня господину Тьеру за миллион франков…
И добавила с улыбкой:
– Этим человеком можете быть и вы!
Дейц смутился и пробормотал что-то невнятное в ответ…
Спустя десять минут он распрощался и ушел. Спускаясь с мансарды, он, проходя мимо открытой двери в столовую, увидел стол с семью приборами. Зная, что владельцы дома, девицы Гини, жили одиноко, он сделал вывод, что стол был накрыт для ужина герцогини и близких ей людей.
Он помчался к Жюли:
– Вы можете действовать. Однако поторопитесь: она знает, что ее предали!
Немедленно был отдан приказ, и тысяча двести солдат под командой генерала Дермонкура [26] окружили квартал, где находилось убежище Марии-Каролины.
Во время этой операции с доносчика на всякий случай не спускали глаз.
Вот как генерал Дермонкур описывает начало этой операции:
«Было около шести часов вечера. Погода стояла великолепная. Из окна своей квартиры герцогиня могла видеть, как на тихом небе вставала луна и в ее серебристом свете начали вырисовываться темные контуры древнего замка. Но тут господин Гибур, подойдя к окну, увидел блеск штыков приближавшейся к дому колонны солдат под командой полковника Симона Лорьера». В ту же секунду, отпрянув от окна, он закричал:
26
Генерал Дермонкур. Вандея и Мадам.
– Спасайтесь, мадам, спасайтесь!
Мадам
Добравшись до своей мансарды, герцогиня и трое ее самых близких друзей: Менар, юная Стилит де Керсабиек и, естественно, дорогой ее сердцу Гибур, отодвинув чугунную плиту, пробрались на четвереньках в тайник.
Вот как Гибур излагает продолжение этой комичной сцены:
«Едва мы задвинули плиту, как в дом ворвались солдаты. Комиссар, который их возглавлял, сразу поднялся на мансарду, которую узнал по описанию предателя.
27
Гибур. Обстоятельства ареста Мадам.
– Ага, это – зал для аудиенций, – воскликнул он.
Во всех помещениях были выставлены часовые, все улицы были перекрыты, все шкафы в доме открыты, пол и стены простуканы, во всех каминах был разожжен огонь, в том числе и в том, позади которого находилось наше убежище. Хозяйки дома, где скрывалась герцогиня, хранили присутствие духа. Они спокойно сидели за столом, а кухарка отказалась давать полиции какие-либо показания. После шести или семи часов бесплодных поисков префект дал указание уйти всем, за исключением нескольких человек, которые остались в комнатах.
Двое жандармов расположились в мансарде. Эти два молодчика для того, чтобы убить время, стали рассказывать друг другу похабные истории. К огромной радости Марии-Каролины.
– Как жаль, что я не смогу запомнить всего этого, – прошептала она с улыбкой».
Но радовалась она преждевременно, поскольку вскоре перед «узниками» встали серьезные проблемы. Ночь была сырой и холодной, и сидевшие в тайнике люди вскоре начали дрожать от холода. Прижавшись друг к другу, четверка замурованных заговорщиков принялась грызть куски сахара, которые Менар сообразил сунуть в карман.
Часам к десяти жандармы тоже замерзли и решили развести огонь в камине.
Мария-Каролина обрадовалась:
– Теперь-то мы согреемся!
Увы! Их убежище вскоре наполнилось густым дымом, и в нем стало невыносимо жарко. Обливаясь потом, задыхающиеся Мария-Каролина и ее друзья стали менять положение, «переворачиваясь с неимоверным трудом», как писал Гибур.
Чугунная плита раскалилась докрасна, и от ее жара загорелось платье герцогини. Все перепугались.
– Предоставьте это мне, – сказала Мария-Каролина.
И совершенно спокойно погасила огонь, помочившись на платье.
К одиннадцати часам жандармы уснули, огонь постепенно погас и положение затворников стало более или менее терпимым. Так прошла ночь…
– Может быть, утром они отсюда уберутся, – сказала тихо Мария-Каролина.
Но едва наступил рассвет, проснувшиеся жандармы снова развели огонь в камине. И сразу же убежище заговорщиков наполнилось ядовитым дымом.
«На этот раз, – пишет нам Гибур, – все надежды рухнули, герцогиня сдалась».