Фабрика звезд по-русски
Шрифт:
Виталик стал Виталием Петровичем, солидным мужчиной при костюме и галстуке. У Виталия Петровича появилась своя квартира, небольшая, но двухкомнатная и в хорошем районе. Холодильник всегда был полон. Стали доступными всяческие невинные мужские шалости: партийные сауны с вином, пивом, бассейном и молодыми партийно-комсомольскими работницами.
И тут грянула перестройка, гори она огнём! И этот пятнистый Горбач вместе с ней, сволочь! «Партия, дай поручить!» — заорали эти вшивые демократы. Партии, конечно, руль отдавать не хотелось. Да его уже наперебой рвали из ее
Из партийных комитетов всех уровней все, кто поумнее, начали плавно перетекать в рай-, гор- и другие исполкомы, куда уже уходила хозяйственная власть.
А Виталий Петрович Клевцов лопухнулся. Или как там еще говорят? Облажался. Да, облажался Виталий Петрович. Обида взыграла.
А на что обида? А на то, что с недавних пор понял Виталий Петрович: он почти уже дорос до своего карьерного потолка. Для дальнейшего роста требовались связи. И далеко не того уровня и силы, что наличествовали у него.
И правильно он просчитал: время партии закончилось. Вот тут бы и переползти в райисполком, тем более что и неплохая должность светила. Ни много ни мало, замом председателя мог стать. А уж на этой должности много всего можно иметь. И почет, и уважение, и денежку. А уж в наступившей приватизации поучаствовать можно было с таким вкусом да смаком!..
Но вместо этого Виталий Петрович отступился от партийных принципов, от товарищей по партии отвернулся. И ломанулся, как те черепахи, в кооперативное движение. И перестал быть Виталием Петровичем и снова превратился в Толстого.
Поначалу дела как бы заладились. Да настолько, что и квартирку свою двухкомнатную он поменял. На гораздо лучшую, понятно. И обставил ее как надо. И на «вольво» стал ездить. И, к чести Виталия, родителей своих старых, но и ныне здравствующих не забывал, обеспечивал, чем надо, и еще сверх того.
А потом вдруг дела посыпались, неудача пошла за неудачей. Причина была, по сути своей, простой. Работал Толстый фактически в одиночку. Не в том смысле, что помощников не было. Были — нанимал по надобности подчиненных. А в том смысле в одиночку, что делиться ни с кем не хотел. Из тех, кто стоял у ресурсов материальных и финансовых и помогал в различных, иной раз не совсем чистых делах. А ведь тут как? Помогли тебе — не жадничай, поделись. И тогда ещё помогут.
А Толстого вдруг обуяла жадность. Раз с человеком не поделился, в другой раз отстегнул меньше, чем рассчитывал помогавший, в третий раз и вовсе «кинул» оказывающего содействие.
Ну, телефоны, слава Богу, работают исправно. А люди сообразительные да осторожные будущим партнером интересуются. Вот и Толстым поинтересовались. Он пижонил, козырял именами. Людям с этими именами и позвонили. И в очередной сделке предполагаемый партнер вдруг дал задний ход, сорвалась сделка.
Неустоечку пришлось платить господину Клевцову.
Зубной техник Шпак в знаменитой гайдаевской комедии «Иван Васильевич меняет профессию» сокрушался: «Все, что нажито непосильным трудом, все ж погибло…»
Нет, и квартира осталась, и машина. И даже кое-какие сбережения. Но в бизнесе Толстый провалился
Помыкался-помыкался, потыкался в разные углы, да все без толку. Карьеру приходилось начинать заново. И как-то вечерком, подсобрав предварительно побольше информации, подумал, посчитал и решил двинуть в шоу-бизнес. Понимая, что и здесь с нуля быстрой карьеры не сделаешь. Сначала требовалось внедриться в тусовку, стать своим, что он не без успеха и проделал.
Потом не увенчалась успехом попытка продюссировать молодую поп-команду. Но Толстый рук не опустил, осматривался, ждал случая. И дождался.
Нет, это не Лена Мосина. Таких безголосых смазливых девочек, желающих пробиться на эстраду, миллионы. И не будь Лены, была бы другая, такая же.
Нет, настоящим счастливым случаем стала Марина Снегирева. Впрочем, нет, и не она даже.
Случай поджидал его в виде случайного пассажира, ловящего частника на одной из московских улиц.
Увидев поднятую руку, Виталий Петрович Клевцов мягко притормозил и открыл дверцу своего «вольво»:
— Садитесь, пожалуйста. Вам куда?
Вечер восемнадцатый
ЧЕТВЕРГ, 21 МАЯ
За окнами давно уже было темно. Улицы Москвы затихли. Совин выключил компьютер. Последняя кружка чая. Последняя на сегодня сигарета. И подведение итогов сегодняшнего дня…
Утро началось поздно, около полудня. Вяло позавтракав, Дмитрий добрался до надировской автомастерской. Получив в пользование машину, достал бутылку вермута. Сашка посмаковал напиток, Дмитрий ограничился минералкой и сигаретой. Потом сел в машину и набрал номер.
— Палыч, привет. Как там мои дела?
— Никак. Ты что, хочешь, чтобы я такой вопрос тебе за день решил? Во вторник позвони. И не пытайся даже возражать, что поздно. У меня тоже проблемы есть. В том числе и в твоём вопросе. Кстати, Наталья тебе точно башку оторвёт, если не появитесь. Всё. Пока.
Совин плюнул и отключил свой сотовый. Включил его только во дворе дома, где жил Толстый. Во дворе стояла зелёная «вольво». Стало быть, и хозяин был на месте. Дмитрий включил приемник, входящий в джентльменский набор шпиона, и настроенный на волну, которую посылал установленный недавно «жучок», подсоединил диктофон.
«Кого же мне в прошлый раз нужно-то было? Ах да, Агриппину Семеновну». Набрав номер и услышав уже знакомый голос, Дмитрий снова попросил мифическую женщину. Ему вновь сообщили об ошибке — Совин самым вежливым тоном извинился — и положили трубку. Дмитрий проверил запись. Аппаратура работала нормально. Новоиспеченный Джеймс Бонд сунул в ухо миниатюрный наушник и собрал все отмеренное ему Богом терпение: вновь предстояло ждать. Причем неизвестно что.
Зато есть время. Можно подумать. Не можно — нужно. Над главным сейчас вопросом: почему погибла мама Владика Нина Власовна? Невзирая на отсутствие каких-либо подтверждений этой гипотезы, Дмитрий был в ней уверен. Для него гипотезы не существовало, была аксиома — положение, не требующее никаких доказательств.