Фабула. Монология в двенадцати меридиях

Мощук Игорь

– Сильно выше? – я решил, что немного сарказма не повредит.

– Не знаю, но можно, это точно. У всех этих буддийских монахов режим полного наблюдения, тотальный ом. А точка сборки прямо посреди лба. Они полностью отстранены, все в дзене. В отдельных случаях некоторые из них могут полностью отрешиться от всех реакций, в том числе и физических. То есть монаху, который лет двадцать практикует випассану, можно гвоздь в руку забить, и он ничего не почувствует, а просто отнаблюдает это.

– И как, получилось у тебя перейти в этот режим? Тебе можно в руку гвоздь вбить? – внутренне я уже смеялся в кулачок

– Гвоздь нельзя, но к концу второй недели я пошел смотреть на сосны. И мне удалось войти в режим наблюдения. Буквально на минуту, но я сразу понял, что именно произошло. Совершенно новое ощущение. Мир как будто изменил режим резкости. Все равно что переключить аналоговую картинку на цифровую. Необыкновенные ощущения. Такое чувство, словно ты вылетел из своего тела и смотришь

на все по телеку. Я не научился фиксировать состояние равновесия надолго, но теперь это лишь вопрос практики. И самое главное: я нашел путь к просветлению. Абсолютное наблюдение и есть просветление.

– Просветление это типа нирваны? – я припомнил популярный буддизм и начал тихонько напевать: with the lights out it’s less dangerous, here we are now, entertain us… Просветление было, пожалуй, too much даже для Миронова.

– Просветление – это обретение сплошной памяти. У нас в голове два полушария, – («Как и у жопы», – подумал я), – правое и левое. Правое полушарие отвечает за логику и рациональное мышление Левое – за интуицию, вдохновение, мистику, восприятие. Все озарения, предчувствия и неожиданные идеи – оттуда. Почему? Очень просто! Именно в левом полушарии происходит накопление опыта наших прошлых воплощений. Жизнь за жизнью. Проблема в том, что там просто нет аппарата системной работы с этой бесценной информацией. Вся логика базируется в правом полушарии. Но между двумя половинками мозга – непроницаемая перегородка, которая блокирует для нашего разума, то есть правого полушария, доступ к подсознанию, то есть левому полушарию. Если перегородку снять – немедленно получаешь выход на память всех прошлых жизней слой за слоем. Это как код к гигантской флешке, где записано все, что ты узнал, понял и совершил за огромное количество инкарнаций. Меня, откровенно говоря, обламывает в следующем воплощении изучать все заново. Я столько времени потратил на понимание основ, что реально не готов еще раз начинать сначала.

– Туда, – я показал пальцем на потолок Диминой «Мазды 6», – даже носков не взять.

– Носки и не надо. А вот память надо.

– А я вот слышал, что скоро изобретут такую синюю таблетку, что съел ее и умирать вообще не нужно, как при коммунизме.

– Не, не успеют они. Не при нашей жизни точно. Мы так и останемся поколением людей, ушедшим на тот свет в состоянии предвкушения скорого бессмертия.

Миронов ненадолго замолчал. Мы въехали в классический поселок Ленинградской области, находящийся вдалеке от основных трасс. Здесь старорежимные некрашеные и скособоченные деревенские дома соседствовали с трехэтажными кирпичными особняками. Что из этого выглядело более безобразно, я навскидку сказать не решусь. Поселок располагался вокруг перекрестка той дороги, по которой ехали мы, и той, по которой еще не ездили. Дима признался, что не до конца уверен в правильности нашего пути. Не по жизни вообще, а в прикладном смысле. Я же сообразил, что по «короткой» дороге мы уже едем в два раза дольше, чем занял бы весь путь по «длинной». Миронов попробовал найти верный маршрут в навигаторе, но Интернет в телефоне иссяк. Глушь, Саратов. Карты, само собой, тоже не было на правах рудимента. Решили поехать прямо, сохраняя супружескую верность ранее выбранной дороге.

Вот в этот самый момент превозмогания сельского перекрестка Дима решился и дополнил паззл излагаемой теории самым важным элементом, следуя той логичной непоследовательности собственных рассуждений, которая часто отличает творческих людей с математическим складом ума.

– Ты знаешь, что такое регрессионный гипноз?

– Нет, – ответ получился сухим, как позавчерашний хлеб. Если честно, я был уже изрядно измотан бесконечной ездой по пустынным проселкам и подозревал, что мы вот-вот окажемся где-нибудь в Приморске.

– Ну что такое обычный гипноз, ты знаешь, верно? Регрессионный гипноз – это погружение в предыдущие жизни. Давно изученная вещь. Людей просят вспомнить, кем они были в прежних инкарнациях, и те со всеми деталями рассказывают про события, о которых и слышать не могли. Называют места и факты, известные только профессиональным историкам. Короче, это вещи уже доказанные.

– Кем доказанные?

– Послушай, можно до усрачки спорить на тему инкарнационной модели. Все разговоры сведутся к тезису о недоказанности перерождения души официальной наукой. А с какого перепоя я должен верить этой твоей науке? Она взгромоздила себя на трон главного судьи в споре о том, что истинно, а что ложно, но каждые сто лет делает открытия, которые опровергают ее же собственные основные положения. Есть масса поводов предполагать существование куда более сложной физики, чем твоей высокомерной девственнице науке представляется прямо сейчас. Всего век назад такие, как ты, крестили электрическую лампочку, изгоняя из нее бесов. А еще через пятьдесят лет про реинкарнацию, возможно, будет написано в учебнике по биологии для восьмого класса.

Мне стало скучно. Дима с раздражающим апломбом рассуждал о перерождении души, как о чем-то само собой разумеющемся. Без всяких обоснований. Как будто речь шла о том, что земля все-таки круглая, а не покоится на слонах с черепахами, плавая по волнам

великого эфира. Я вот не готов поверить в реинкарнацию, пока мне об этом по первому каналу в программе «Время» не расскажет лично Екатерина Андреева. Как ни крути, но даже в сугубо буддистских странах про карму и сансару рассказывают на уроках религиоведения, а не анатомии, отправляя эти вопросы в разряд философских, а не физиологических. Что уж говорить про нас, страну агностиков и атеистов, в которой знакомство с восточной философией для большинства граждан ограничивается строчкой Высоцкого: «Хорошую религию придумали индусы…» Захотелось наорать на Миронова, взять его за шкирку и встряхнуть хорошенько, чтобы у него вся аура покраснела, и астральное тело отслоилось от физического. Как мог этот прежде жизнелюбивый парень, гуляка и бабник, превратиться в такого неприятного зануду? Я, конечно, понимаю, почему это произошло. Ясно же, что Дима просто-напросто не готов умирать, что его хитро устроенный мозг будет искать любую лазейку в законах мироустройства, лишь бы самого себя убедить в отвратимости гибели. Пусть не физической, но духовной. Причем бессмертие души по-нашему, по православному, моего беспокойного друга явно не устраивало. Как же так, один раз пожил – и все: либо вверх, либо вниз. Ни тебе переаттестации, ни дополнительной сессии. Как сдал, так и сдал. Ничего поправить нельзя. Собирай манатки и тусуйся веки вечные с обоими своими полушариями то ли в аду, где мучительно больно, то ли в раю, где мучительно тоскливо… Если быть до конца честным, то по этому конкретному поводу я с ним в целом согласен. Нездорово как-то получается. Невесело и без куража. Главная проблема христианской веры все-таки состоит именно в том, что она непроходимо скучна! Не захватывает дух, не заставляет мечтать. Монотонно бубнит что-то про покаяние и предлагает всецело предаться воле Божьей. Эхххх… Если бы я выбирал себе религию, то, наверное, остановился бы на мифах древней Греции и Рима под редакцией Н. А.Куна.

Конкретно в православии лично меня еще крайне напрягает метафизический вопрос неопределенности. Если есть умершие грешники и праведники, то где их души сейчас? Ведь страшного суда еще не было, я бы заметил. А раз так, то куда же все отправляются после смерти? Католики хоть потрудились придумать чистилище, лимб и прочие закоулки обетованного, где души могут спокойно почалиться до Апокалипсиса. А у православных этот момент вообще не объяснен по-человечески. Получается, все умершие зависли на паузе невесть где. А ведь есть, например, святые. Что с ними? Они уже в раю по внесудебной процедуре, по сделке со следствием? Везде блат! Или души таки распределяются в места посмертного базирования уже сейчас? Тогда зачем Страшный суд? Может, это как бы аудиторская проверка, которая должна рассмотреть ранее вынесенные решения? Или там у них Риманов тензор кривизны пространства-времени имеет необычную величину, а потому Апокалипсис был, есть и будет одновременно? Православная система загробной жизни вызывает много вопросов. Но говорить об этом Диме нельзя. Зачем кормить соперника своими собственными доводами в пользу его точки зрения?

– Патриарх Кирилл с тобой не согласен. Он утверждает, что после смерти мы все попадем в ад, если будем плохо молиться. Я ему верю больше, чем тебе, – он по утрам выступает на втором канале, а это государственное телевидение.

– Вот ты умничаешь и не знаешь, что в третьем веке нашей эры был какой-то Собор. То ли Всехристианский, то ли Вселенский. Я в этом не разбираюсь. На этом соборе патриархами было принято решение инкарнационную модель из Библии убрать. Кто знает, что было на уме у парней, которые считали правильным сжигать людей на кострах за инакомыслие… Возможно, в самом известном на свете писании исходно говорилось о том, что человеческое сознание вечно и оно не исчезает бесследно, а перерождается в другом теле. Скорее всего, попы реально что-то намутили. Ведь контролировать народ с помощью страха оказаться в аду с кочергой в жопе значительно проще, чем признать, что жизнь на самом деле не кончается после смерти, а просто меняет оболочку. Кстати, такого места, как ад, вообще не существует. Богу не хочется никого наказывать – он всех любит поголовно. А всякие котлы с кипящей смолой и прочее посмертное садомазо – это чисто человеческая придумка для контроля над массовым сознанием.

Дима отбарабанил свою речь с таким звенящим превосходством и осознанием собственной правоты, что не хватило только звука фанфар в конце тирады.

Я тем не менее засомневался в правдивости приведенных моим оппонентом аргументов, как бывало более-менее каждый раз, когда Миронов вдруг начинал оперировать историческими цифрами и фактами. Мой предприимчивый товарищ обыкновенно позволял себе гениальную неряшливость в вопросах, касающихся событий прошлого любой степени давности. Сам Дима по этому поводу ни капельки не переживал, брезгуя в равной степени как официальной наукой, так и общепринятыми представлениями о линейности времени. Мне же отчетливо помнилось, что христианство узаконили только в начале четвертого столетия, а до того у епископов, кажется, были проблемы посерьезней, чем переписывать Библию ради удобства управления быдлом, – им бы самим выжить в подполье. Не уверен, что в те дремучие времена вообще были какие-то Соборы.