Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия

Савченя Ольга

Эльфы не разбирались в причинах. Они поняли только, что шан’ниэрды и соггоры были близки с их врагами. Объединившись с ними, те, кто называл себя правителями, боролись против других рас. Эльфам этого было достаточно, чтобы увидеть в фанграх, людях и рассатах союзников. Но когда они вернулись с вестями домой, не все эльфы поддержали их решение воевать с другими разумными существами, ради уничтожения балкоров. Тогда те из них, кто покинул родной дом, прозвали себя эльфиорами.

На тот момент, когда эльфиоры добрались обратно

к союзникам, в войне образовались три ярко выраженные стороны: фангры, гелдовы, люди и присоединившиеся эльфиоры – Справедливость; две линии шан'ниэрдов – Возмездие; соггоры и балкоры назвали себя Драконами, но за глазами их звали Ящерами.

Возможно, война закончилась бы быстрее, но васоверги и виксарты не могли пройти мимо. Ярость бурлила в крови так же, как и сейчас. Их не интересовали причины конфликта, вся их суть жаждала смерти в кровавых битвах. Агрессивная раса не стала примыкать под чье-то крыло, не прогнулась ни перед кем – они мародерствовали. Часто именно их внезапные, необоснованные нападения рушили стратегии трех сторон. И чтобы побороть неостановимую силу, расам необходимо было объединиться, о чем никто и помыслить не мог. Четвертая сторона вдохновилась идеями других сторон и назвала себя гордо – Яростью.

Лишь к вечеру ближе мы вернулись во дворец и снова ненадолго расстались. Я опять ждала Волтуара в своей комнате, и мне опять хватило времени, чтобы переодеться и даже немного заскучать. Ужин принесли незадолго до того, как пришел Волтуар. Теплая атмосфера и беседа на отстраненные темы располагали к хорошему настроению. Вот только после того, как со стола все убрали, я невольно напряглась.

Когда Волтуар подал мне руку, я с любопытством гадала, куда мы направимся и что еще интересного услышу.

Когда он оставил меня стоять посреди комнаты, а сам направился к этажерке с флаконами зелий, во мне все замерло.

Волтуар взял с полки зелье желания, и внутри меня все оборвалось. Рухнуло вниз.

Стало прохладнее.

– Оно из рубиновой сладости. Тебе знакома эта ягода? – протянул флакон Волтуар, остановившись напротив меня.

– Да, пробовала как-то…

Я сглотнула тугой ком, попыталась улыбнуться, но улыбка не продержалась долго. Я скривилась. Волтуар тоже утратил нежность. Прохладный флакон скользил в пальцах. Хотелось разжать их.

– Асфирель, я стараюсь идти тебе навстречу, – заговорил Волтуар, превратившись в того шан’ниэрда, который позволил мне стать его любовницей, – ухаживаю за тобой, но где-то ошибаюсь. Что я делаю не так?

Он склонил голову, вглядываясь в мои глаза, и я смутилась, растерялась. Отвела взгляд в сторону, откупоривая флакон. Сердце сжималось, постепенно заполнялось злостью.

– Вы бы сразу сказали, что хотите переспать со мной, – не удержавшись, пробормотала я.

– Ты сделала неверный вывод, – нахмурился он.

Шагнул ко

мне, а я неосознанно дернулась и отступила. Сердце заколотилось быстрее, но не от желания, а от накатившего страха. Ромиар почти убил меня, второй шан’ниэрд тоже… почти убил. Чего ждать от третьего?..

– Любовницы не обсуждают политику, не отнимают столько времени, сколько отняла я. Вы сами это говорили, – наспех пробормотала, нелепо оправдываясь. – Вы… зачем тратили столько усилий, если хотите всего лишь переспать с любовницей? Диковинка…

– Пей, – внезапно приказал он, глядя строго.

Я скривилась, все еще стараясь смотреть куда угодно, только бы не на правителя. Больше не испытывала его терпения, выпивая приторно-сладкое зелье, которое почему-то оставляла привкус горечи на губах.

– Женщины сами ищут нашего внимания, – холодно заговорил Волтуар. – Это необходимо вам. У меня много забот, Асфирель, чтобы еще отвлекаться на чужие. Мелочные.

Он подошел к широкой кровати, присел на нее и опять приказал, больно оглушая:

– Разденься.

Есть ли смысл молить или что-то доказывать ему? Чем я готова пожертвовать, чтобы получить желаемое? А такая ли это жертвенность, если Волтуар тоже обманут?

Грязная человечка…

Руки тряслись, и взяться за пояс вечернего платья удалось не с первой попытки. И только со второй пальцы сжали тонкую полоску ткани, и с ощутимым трудом я потянула за нее. Комната вокруг словно вытянулась, оказалась такой огромной, пустой. Не за что ухватиться, чтобы не упасть… Не за кого.

– Почему слезы? – сквозь звон в ушах донесся вопрос. – Подойди.

Я все еще крепко удерживала ткань в кулаках, так и не пересилив себя, чтобы стянуть платье полностью. Остановилась в полуметре от Волтуара, ощущая, как дрожат ноги.

– Я задал вопрос: почему ты плачешь?

– Я… – коротко всхлипнула, но старательно удерживала равнодушное выражение лица. Слезы стекали по щекам, мускулы мелко дрожали. Я не знала, что ему ответить, поэтому прошептала единственный вариант, который отыскался: – Потому что в нашем мире так не принято.

– Твои правила остались в твоем мире.

Он надолго замолчал. И чем дольше длилось молчание, тем сложнее становилось мне. Я ощущала ночную прохладу, сквозняком проникающую в комнату. Но дрожала не из-за нее.

Жалкая.

Я смотрела поверх Волтуара. Постоянно в мыслях напоминая себе, что когда-нибудь все закончится. Когда-нибудь я сбегу из этого мира и все забуду. Уловив движение, против воли съежилась, затряслась сильнее, но сумела устоять на месте. Выдержала пристальный взгляд, выдержу и остальное.

Все нормально, Аня. Нужно просто подпустить его к себе, а дальше подействует зелье. Все нормально…

– Ты бледная, – заметил Волтуар, проходя мимо меня к столику. – Оденься и иди на балкон. На свежем воздухе тебе должно полегчать.