Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
— Надо возвращаться и сообщить родителям горькие известия. Помнишь, как им больно?
Зажмурилась и прикусила язык, стараясь удержать все рвущиеся из меня гадости внутри. Он отпустил меня и ушел. Я слышала всплески воды, дождалась, когда они затихнут и с трудом выбралась следом за Вольным. За ужасным Вольным!
На берегу Эт вовсю рассказывала ребятам, где они наткнулись на нору и почему сделали предположение, что никакого линаря нет. Лес кишел мелким зверьем, а линарь жрет много и все, что попадет под руку. В Красной Осоке пропало три девушки за короткий период, но и этого мало чудовищу, поэтому он бы вычищал
Пока мы с Кейелом переодевались в сухое, Ив выстроила цепочку событий:
— Знахарь сначала убивал Сарину. Зачем, не ясно. Возможно, дочь ее, Евена, что-то узнала, он и ее убил. Вот только списать на болезнь уже не мог, поэтому отнес тело в лес. Нашел паригров и решил им скормить труп. Когда кости нашли частично, то испугались, что линарь это. Следы зубов ведь похожи.
— А вторую за что убил? — спросила Елрех, скрестив руки на груди.
— Не знаю, — честно ответила Ив.
— А может, ему причины не нужны. Северянин, — хмыкнул Роми. Он прислонился к дереву и прокручивал в руках дротик.
Неподалеку Кейел запел на неизвестном языке. Четверка, стоявшая на поляне, дружно скривилась. Видимо, песня была связана с севером. Мы вышли из зарослей одновременно, подошли ближе к ребятам и переглянулись.
— А может, у нас тут ведьмы есть, которые убийствами молодых себе жизнь продлевают, — повторил мои слова Вольный и рассмеялся.
Елрех весело смотрела на меня, пока остальные, нахмурившись, ждали пояснений от Кейела.
— Глупость? — поинтересовалась я у фангры.
— Только ты могла такое сказать, — ответила она. — Иногда тебе лучше молчать.
По лесу пришлось идти в мокрых сапогах. А когда вышли на дорогу, Кейел разулся, снял наши сумки с Тоджа и взвалил их на себя.
— Запрыгивай. Ты не тяжелая, а он уже поправился, просто вредничает.
Могла ли я отказаться? Я осмотрелась в надежде, что смогу нагрузить Вольного чем-нибудь еще, но, к сожалению, ничего не нашла. Ехать на Тодже самостоятельно оказалось увлекательно. Сначала я дергала поводья, восхищаясь как быстро реагирует ящер, но вскоре красноглазому надоело, и он чуть не скинул меня, крутанувшись за своим хвостом. Затем я перебирала его перышки на холке и, кажется, мы оба остались довольны. Я и не заметила, что Эт оттащила Кейела подальше. Услышала лишь ее эмоциональное: «Что это значит?», но приближаться к ним не стала. Возможно, охотница приревновала того, кого даже не любила. Ив с Елрех задержались, рассматривая найденный в лесу камень, обладающий редкими поисковыми свойствами. Ромиар не спешил отходить от меня, как это было совсем недавно. Даже удивил, тяжело вздохнув, привычно прокручивая дротик, спросил:
— Что у вас с ним?
— С кем? — глянула я сверху-вниз на рогатого сноба.
— Не настолько же ты глупая, — покачал он головой.
— Глупо обвинять меня в глупости и ждать серьезного к себе отношения, — вскинула я подбородок.
Ромиар изогнул бровь, окинул меня заинтересованным взглядом, особенно уделил внимание босой ноге в стремени. Я пошевелила пальчиками, немного растерявшись. Не выдержала и первая уступила:
— Почему тебя смущают наши с Кейлом отношения,
Ромиар на секунду обернулся, а затем запросто ответил, размахивая хвостом:
— Ее привлекает выгода. Наверное, узнала о том, что он ищет сокровищницу Энраилл чуть раньше, чем он сам признался.
— А он не мог ей просто понравиться? — изумилась я его словам. — Он красивый.
— Он Вольный. Никакая внешность нам не поможет выглядеть лучше в глазах окружающих. К тому же, для тебя он красив, для Ив симпатичен, а Елрех видит в нем только человека.
— Он спас ее от смерти.
— Это уже повод, но недостаточный. И говорили мы о тебе, а не об Эт.
Если бы я знала ответ на его вопрос, все равно не поделилась бы. Сама понять не могла, что между мной и Кейелом происходит. Я млела от его нежности и ласки и ничего с собой поделать не могла. А с ним что? Думать, что он влюбился в меня, я себе запрещала. Это было бы слишком хорошо и слишком плохо. Я б с ума сошла, если бы он пообещал мне, что никогда меня не обидит и всегда будет ласковым со мной. Но потом возвращаться домой… Не вернуться я тоже не могу. Лучше Женька, пусть и с менее будоражащими чувствами. Вспомнить бы еще, какими они были.
— Несмотря на то, что он Вольный, он пытается быть хорошим и правильным, — уверенно сказала я.
— И в чем это проявляется? — удивился Роми.
— У тебя есть родные? — спросила я, а потом решила уточнить: — Ты хоть с кем-нибудь виделся из них?
Ромиар нахмурился, его хвост взметнулся резче.
— С сестрой.
— И как? Подружились?
Моя уверенность немного растерялась. Может, Кейел не исключение, и снова меня за нос водил. Наверное, все Вольные пытаются наладить жизнь, когда к ним возвращаются эмоции.
— Не успели.
— Почему? — теперь нахмурилась и я.
Шан’ниэрд закусил светло-серую губу, чуть помолчал, а потом огорошил:
— Она была убита.
Я моментально отвернулась, сжала поводья и выдавила тихое:
— Извини.
— Ничего, все в порядке.
— А родители? — осторожно поинтересовалась, но уже не для того, чтобы указать на черствость Вольных и выделить на их фоне Кейела.
— Они давно мертвы, — легко ответил он, но при этом внимательно наблюдал за мной.
— Я, наверное…
Нельзя было спрашивать! Почему все так сложно?
— Тебе любопытно, как это было, Асфирель? — усмехнулся он. Я покачала головой, но он все равно продолжил говорить: — Светловолосые шан’ниэрды излишне берегут своих детей, как могут спасают род от вымирания. Когда духи избрали меня, мои родители заперли меня в подвале. Когда я вновь обрел контроль над собственным телом, мне необходимо было выбраться, чтобы учиться. К тому же духи больше не поддерживали мое здоровье в порядке. Отец спустился ко мне с едой. И я убил его, точно зная, что иначе он меня не выпустил бы. Мать пыталась закрыть дверь, но я сумел выскочить. Тогда она стала хвататься за мои руки и просила очнуться, подумать над тем, что я натворил. Будто эмоции и мысли одно и тоже, — с укоризной заметил Ромиар, пока я старалась переварить услышанное признание. — Она мешала мне — это единственное, что я понимал. Стыд, совесть — все присуще эмоциям, которых тогда не было. Я устранил очередную помеху на глазах у сестры.