Фагоцит разбушевался
Шрифт:
– Ага, месяц там валяться. Ты-то однажды полежал в госпитале месяц, так до сих пор иногда вспоминаешь. А я уже интересовалась, в больнице Академгородка очень приличное родильное отделение, сюда даже из Москвы многие хотят попасть. К тому же здесь будешь рядом ты.
– Я и там могу быть рядом.
– Верю, вот так прямо все бросишь и заляжешь в больницу рядом со мной. Вить, не выдумывай, все рожали, и я рожу. Здесь, а не в какой-то там ЦКБ, где вообще два года назад аж Королева зарезали.
Против такого аргумента я смог возразить только «ну ты-то не Королев», однако понял, что спорить бесполезно.
Впрочем, съездить в Москву мне все-таки пришлось - за премией (по традиции - в конверте), вторым орденом Ленина (первый шел в комплекте со звездой героя соцтруда) и пропуском в двухсотую секцию ГУМа. Кстати, торговля там была организована довольно своеобразно - я, позвонив домой и узнав, что с Верой все в порядке, решил туда зайти. И чуть не обломался. Меня просветили, что на пропуске, который именовался «Приглашение», телефон напечатан крупными цифрами не зря. Секция нормально закрыта, то есть ее двери. И чтобы их открыли, надо позвонить, представиться и согласовать время визита. Ну прямо как какому-нибудь подпольному портному - мне уже приходилось возить к ним Веру и тетю Нину. Лично меня, в отличие от них, почему-то устраивало и то, что продавалось в обычных магазинах. Или в комиссионках за бешеные, но для меня в общем-то терпимые деньги.
Так вот, после посещения этой секции я уже знал, о чем буду говорить с Леонидом Ильичом на ближайшей встрече. Ибо главным отличием этой секции от всего остального магазина был не ассортимент - он оказался ненамного шире, чем в общедоступных отделах, а отсутствие очередей и цены. Они оказались в среднем вдвое ниже, чем там. И об этом не знал, оказывается, только я - даже моя секретарша давно была в курсе! При том, что уж ей-то получение пропуска-приглашения совершенно не светило.
Трудно придумать более сильный удар по авторитету партии, чем такая ценовая политика. Тоже мне, нашли малообеспеченных - членов правительства, ЦК, космонавтов и некоторых академиков. Да продавайте вы там дефицит без очередей, хрен с вами, но за нормальные деньги! А так получается не торговля, а идеологическая диверсия. Прямо хоть снимай фильм ужасов «Дом с привилегиями».
В общем, я разозлился, плюнул и ушел без покупок, да еще под ехидные комментарии Антонова «вот это, Витенька, и есть самый настоящий социализм, который ты хочешь сохранить в веках, а всякие там социальные справедливости идут к нему необязательным довеском». Прямо-таки змей-искуситель какой-то, а не духовный брат.
Ну, а второго июля свершилось событие, которого мы с женой ждали уже почти девять месяцев - число Скворцовых на планете увеличилось на единицу по имени Татьяна. Вес - три восемьсот, здоровье идеальное, голос как у мамы, но характер спокойный, то есть орет она редко. Зато, мягко говоря, громко, это у них фамильное. Роды прошли легко, Вера уже
Тетя Нина даже всплакнула - мол, надо же, и оглянуться не успела, как стала бабушкой. Хотя, по-моему, эту тему они с Верой последние полтора года обсуждали регулярно и подолгу.
Дядя Миша на радостях выпил, но настолько немного, что его дражайшая половина предпочла этого не заметить. Ну, а я наконец понял, зачем нашей семье аж целых два автомобиля. В один-то, если еще и с Джулькой, мы теперь можем поместиться только с трудом, а если с вещами, то с большим трудом. Даже в «Победу», не говоря уж о моем «Москвиче».
Глава 13
В бытность свою Антоновым я считал, что желание детей побыстрее начать жить отдельно от родителей является совершенно естественным и особого обоснования не требующим. Мол, все так делают. Потребовалось стать Скворцовым, живущим в СССР 60-х годов, чтобы усомниться в этом тезисе.
То есть нас с Верой жизнь с ее родителями совершенно не напрягала, скорее наоборот. В конце лета Вера в состоянии, близком к панике, сообщила мне, что тетя Нина начала задумываться о даче - раз уж дядя Миша теперь начал более или менее прилично зарабатывать и, главное, отдавать супруге не только всю получку, но и часть денег, заработанных на «Победе» по вечерам.
– Сбегут, - растерянно делилась со мной жена, - а нам что делать - няню нанимать?
– Ну, на дачу особенно-то не сбежишь, - попытался возразить я.
– Там нельзя строить капитальные дома с отоплением.
– Это раньше нельзя, а с шестьдесят девятого года будет можно! Сама в «Известиях» читала. А у нас тут заранее организуется дачный кооператив, твоя Октябрина воду мутит. Уже нашла каких-то строителей и говорит, что маленький, но пригодный для круглогодичного проживания дом на участке в восемь соток обойдется всего в четыре с половиной тысячи, а большой и на двенадцати сотках в девять, причем государство даст кооперативу ссуду на десять лет. Ты, Вить, там на своей Луне совсем закопался, уже и газет не читаешь, и с приятелями из Политбюро не общаешься.
Тут она была права, в этом году всем, не относящимся к полетам на ночное светило, я мог интересоваться только урывками. А этим летом и поговорить стало не с кем, все мои высокопоставленные знакомые разъехались.
Косыгин отбыл в Пицунду, мотивировав отъезд тем, что он уже скоро два года как не был в отпуске.
Брежнев улетел во Францию, к де Голлю. Там недавно закончилась какая-то буча, про которую Антонов еще в прошлом году собирал материалы, но он их почти не читал, а я и тем более.
Семичастный с июля торчал в Чехословакии - и, похоже, довольно результативно. Лето уже почти кончилось, а «Пражская весна» так толком и не началась.
Шелепин гостил у Хо Ши Мина.
В Москве из знакомых членов и кандидатов в члены Политбюро оставались только Демичев и Устинов, но это были не те люди, с которыми можно поговорить о новациях в области кооперативного движения. Поэтому я просто заказал секретарше сделать тематическую подборку прессы по этому вопросу.
Вскоре я начал понимать, в чем тут дело. Руководство пыталось бороться с нарастающим товарным дефицитом, и я бы сказал, что в общих чертах довольно успешно.