Факел сатаны
Шрифт:
– Одна живете? – спросил Денис.
– Одна,– вздохнула хозяйка.
Она была в модном платье. Очевидно, собиралась на службу. И в свои годы (уже больше сорока) выглядела свежей и привлекательной. Акатов, сам деревенский, охарактеризовал бы ее одним словом – городская…
– Людмила Семеновна, хотел бы узнать кое-что о вашем сыне, Руслане.
– А чего вдруг вспомнили? – вздохнула она.– Почти три года как похоронила… Спасибо ребятам-«афганцам», не забывают. Пишут, поздравляют с праздниками…
Она кивнула на
– Расскажите, если можно, подробнее.
– Обыкновенный парень… После школы – армия. Сам напросился в Афганистан… Ранили… Промучился по госпиталям, от ран и помер.
– Видно, судьба…– констатировал Акатов.
– Не судьба, а отец виноват,– возразила Людмила Семеновна.– Яков Прокофьевич был солдафон до мозга костей. И сына хотел сделать оловянным солдатиком… Да и мне, прямо скажем, всю жизнь перекорежил. Понимаю, что о покойном нельзя так говорить, но из песни слов не выкинешь.
– Что, Яков Прокофьевич умер?
– Тоже сложил голову в Афганистане. В чине подполковника. Оставил вдову и дочку-сироту.
– У него была вторая жена?
– Мы разошлись с Яковом Прокофьевичем, когда Руслан и Родион были мал-мала меньше…
– У вас есть еще один сын? – еле сдерживая волнение, спросил оперуполномоченный.
– Ну да, Родион,– показала на фотографию парня в штатском хозяйка.– Старшенький.
Акатов еще раз посмотрел на снимки. Братья были удивительно похожи. Одно лицо…
– На сколько лет Руслан младше?
– На один час,– чуть улыбнулась Бабухина.
– Близнецы?
– Двойняшки… А характерами – как небо и земля. Когда мы с мужем разошлись, Родион остался со мной, а Яков Прокофьевич взял Руслана… А вот помирать Руслан приехал ко мне. К мачехе не захотел.
– А где живет Родион?
– Вы, наверное, будете удивлены, но я не знаю. Жизнь у него получилась не очень складная…
– В каком смысле?
– Закончил восьмилетку, уехал в город, поступил в ПТУ. Закончил его, но на работу устраиваться не стал: осенью все равно в армию… Я посылала деньги. Пусть погуляет до казармы.– Бабухина хрустнула пальцами.– И вдруг вызывают меня в суд. Родю судили за дезертирство… Дали три года. Отсидел он, правда, полтора, освободили по амнистии. Перед самым возвращением Руслана. Так что хоронили мы нашего меньшего вместе… Сразу после похорон Родя уехал – и как сквозь землю провалился…
– Даже весточки ни разу не прислал? – удивился Акатов.
– За все время позвонил раза два на работу. Мол, жив-здоров. Я стыдила его, просила навестить меня. Родя говорил, что ему появляться в Гранитном – как нож в сердце. У нас ведь все про все друг о дружке знают. Злые на язык, по улице не пройдешь… Конечно, душа за него болит, как у каждой матери. Родя уверял, что как встанет на ноги, свидимся.
– Людмила
– Документы? – задумалась Бабухина.– Были, когда сын жил, а потом куда делись, ума не приложу. Как-то кинулась искать, ничего не нашла, ни одной бумажки…
– Ваш сын был награжден медалью «За отвагу»… Где она, где удостоверение? Бумаги о ранении, лечении…
– Не знаю… Похоронами занимался Родион. Сам ездил в военкомат с бумагами, чтобы помощь оказали. А куда потом все это делось…– Она развела руками.
«Знаем, куда»,– торжествовал Акатов. Но вслух ничего не сказал.
Подписав протокол допроса, хозяйка заторопилась на работу в клуб, где была заведующей. Вышли из дома вместе. По дороге лейтенант узнал, что Бабухина родом из Подмосковья, из города Химки, где когда-то окончила институт культуры. В Москве она познакомилась с будущим мужем. Он привез ее сюда. Рядом с Гранитным стояла воинская часть, где служил Яков Прокофье-вич. Людмила Семеновна думала, что приехала на временное жилье, а оказалось, на всю жизнь…
Но эти сведения уже мало волновали Дениса.
В изоляторе временного содержания Гранская появилась не в лучшем состоянии духа. Во-первых, кажется, выбыл из игры капитан Жур. Его отвезли в травмопункт, и что с ногой у Виктора Павловича, пока неизвестно. Во-вторых, сбежал Бабухин. Прямо из-под носа. Его ищут, но вот найдут ли и когда…
Пришлось, как говорится, добрать волю в кулак и при встрече с Молотковым не показывать своего настроения. Следователь не имеет на это права.
Задержанный был заспанный. По словам надзирателей, Баобаб дрых без просыпа. Очухивался лишь тогда, когда приносили еду.
Инга Казимировна начала допрос с того, что показала Молоткову фотографии картин, привезенные из Москвы.
– Ваши, Юрий Антонович?
Тот, смачно зевнув, взял снимки в руки.
– Господи, как искажены краски! – заметил он растерянно.– Сразу видно, пленка и бумага отечественные… Вы бы посмотрели оригиналы – как небо и земля!
– Видела.
– А где же картины?
– Летят во Франкфурт.
– А их автор сидит здесь,– печально произнес Молотков, оглядывая безрадостные стены и решетку на окне.
– Когда вы писали эти работы? – спросила Гранская.
– В течение последнего месяца.
– Конкретно, вот эту? – показала на «Парящую голову» следователь.
– В тот день, когда мы обнаружили чемодан со жмуриком.
– Позвольте, но ведь вы говорили, что сразу потащили чемодан прятать.
– Не сразу,– мотнул головой Баобаб.– Сначала мы выпили. Морж закемарил. Ну а на меня накатило вдохновение. Знаете, другие могут писать одну работу неделю, месяц, а то и больше. У меня же прямо истерика какая-то. Хватаю бумагу или холст, кисть или фломастер и не успокоюсь, пока не закончу.